Рассказы веера - [27]

Усталое, болезненное от тяжелой беременности лицо Елизаветы розовело.

– Луи, надо что-то делать! Ведь ты имеешь влияние, ты знаком со всеми этими... Объясни им.

Луи брал в свои ладони холодные пальцы жены, целовал их:

– Дорогая моя! Знаком! Ты не представляешь, как все изменилось: наши вожди стали недосягаемы, они заняты по горло своими делами. Людей сначала казнят, а месяц спустя выясняется, что они ни в чем не виновны – их оговорили, оболгали.

Варвара Александровна, не пропускавшая ни слова из этого разговора, вдруг сказала:

– Я виделась вчера с одной своей знакомой. Она рассказала, как ее племянница спасла старика отца от гильотины. Когда того уже волокли на помост, девушка, вцепившись в него, кричала: «Поверьте, мы не аристократы! Нет, нет, нет!» И кто-то додумался до изуверской мысли: поднес ей чашку и сказал: «Выпей, если это правда, – там кровь аристократов!» – Княгиня запнулась, словно ей перехватило горло. – Бедная девочка выпила. Да, да, выпила! И все вокруг заулыбались, зааплодировали: «Отпустить ее! Она говорила правду!»

Елизавета побелела, поднесла шарф, накинутый на плечи, ко рту. Ее душили спазмы.

– Бог мой! Зачем я это говорю? Что за безумие! И они вдвоем, подхватив Лизу, повели ее к спальне.

– Прости, Лизонька, мать свою неразумную. Тебе беречься надо, а я язык распустила. Думала самой полегче станет – неделю от этой истории отойти не могу. Сейчас, душенька, потерпи... – И крикнула, горничной: –

Капель, да поскорей!

Успокоив, сколь можно, жену и дождавшись пока она уснет, Аренберг вернулся в гостиную и сказал княгине:

– Мне кажется, надо действовать через герцога Орлеанского. Теперь он господин Эгалите! Вы подумайте, «господин Равенство»! Накоротке с народными вождями: Бурбон в обнимку с революцией – какая картина! Впрочем, это не имеет значения – лишь бы он помог спасти Ламбаль.

...Герцог Филипп Орлеанский принял Аренберга со всей любезностью, но, узнав, в чем дело, досадливо сказал:

– Ах, дорогой Луи, как вы наивны! Чем я могу помочь? Видите, я сам сижу в своем Пале-Рояле на положении арестованного. Мне не доверяют. Для наших с вами, – он многозначительно взглянул на гостя, – друзей в красных колпаках я – брат короля, роялистская ветвь на древе династии, которую для полного спокойствия лучше отсечь.

– Мне кажется, – возразил Аренберг, – вы недооцениваете своего влияния. Вы – единственный из Бурбонов на стороне санкюлотов. Это производит впечатление, поверьте мне! Нынешние вожди, несомненно, ценят ту позицию, которую вы заняли в споре сословий! Да что там – все знают о ваших приязненных отношениях с самим Робеспьером. Жизнь Ламбаль в руках этого человека! Его слово заменяет закон. Напишите ему... Всего несколько слов. Вам это зачтется, ваше высочество.

Герцог буквально подскочил в кресле, оглянулся и громким шепотом сказал:

– Тс-с-с! Вы с ума сошли, милейший! «Ваше высочество»! Запомните, я – гражданин Филипп Эгалите. Все! – И, еще более понизив голос, добавил: – То, что мы сейчас беседуем с глазу на глаз, донеси об этом слуги, тотчас будет объявлено роялистским заговором. У Робеспьера до нас с вами просто не доходят руки. А вы хотите, чтобы я подал свой голос в защиту кого? Подруги королевы. Я еще не сошел с ума.

– Но вы же знаете эту женщину! Во Франции никогда не случилась бы революция, если б у аристократии была такая же совесть, как у Мари, и ее сострадание к обездоленным. – Аренберг подошел к сидевшему за столом герцогу и тихо проговорил ему на ухо: – Всего несколько слов – и Ламбаль будет спасена. Во имя Господа нашего – напишите.

Аренберг пододвинул герцогу чистый лист бумаги, протянул перо.

– Да что с вами, дорогой Луи! – почти взвизгнул герцог. – Вы задались целью упечь меня в застенок? Ни слова о Боге! Вы какой-то странный, право! Как будто не от мира сего. Ну да ладно, вы всегда были мне симпатичны, и от вас, кажется, не отвяжешься. Сядьте, не нависайте надо мною.

Написав первые несколько слов, герцог отложил перо:

– А как сказано! Кто только вознаградит мое красноречие? За пятнадцать – двадцать казненных палач получает луидор. Во сколько же вы оцените, принц, спасение мною одной души? Ха-ха, шучу! Что делать! Мое сердце мягкое, как яблоко. И вы этим пользуетесь.

Герцог снова принялся за письмо. Время от времени он подымал голову:

– Позвольте дать вам совет, Аренберг. Не ввязывайтесь в эту историю. Вы недавно женились. Я слышал, что она русская и очень мила. Не сомневаюсь – у вас хороший вкус. Тем более вам следовало бы держаться подальше от этой революционной кутерьмы. Зачем рисковать? Из-за Ламбаль вас могут объявить роялистом, и никакие ваши антимонархические тирады, о которых знает пол-Европы, не помогут. Подумали бы лучше о вашей молоденькой жене. Вы и ее подвергаете опасности.

– Мы едины в мыслях. Она не менее моего переживает за принцессу. Так случилось, что именно Ламбаль сыграла благую роль в нашем знакомстве. Мы с женой всегда будем помнить об этом.

– Похвально, у новой принцессы Аренберг благородное сердце. Это редко бывает у женщин! Поверьте моему богатому опыту: они жадны и корыстолюбивы. Вы думаете, мой брат погубил Францию? Он слишком глуп для этого. Его супруга упрекала меня, что я как последний барышник стригу купоны с Пале-Рояля. Но это все лучше, чем разворовывать казну на свои побрякушки. Ну вот, кажется, все.