Рассказы - [95]

Вокруг нас слышался неумолчный гул голосов, как это всегда бывает в доме, где лежит покойник, — глухой, прерывистый, порой в нем явственно звучала чья-то речь:

— На мулов старого Ходжа напала охота побродяжничать, не иначе. Во вторник мимо моего дома прошли и подались на восток, а ныне, говорят, их в Гошене видели.

— Ступайте прямо туда, — со значением сказала нам Сестрица Энн.

И тут Кэт заплакала. Я привлекла ее к себе, чтобы уберечь от дополнительных поцелуев Сестрицы Энн.

— Когда? Когда это случилось? — всхлипывала Кэт.

— А что случилось?

Такой ответ был в духе особого типа старых дев и означал: «Хотите узнать — подождете!»

Сестрица Энн, подняв брови, уставилась на дверь в гостиную. Дверь была отворена, но завешена красной портьерой, из-за краев которой вырывались потоки тоже красноватого яркого света.

В этот миг в гостиной что-то зашуршало, словно там складывали старую зимнюю одежду, и кто-то зычно, молодо откашлялся.

— У нас тут малость переполох сегодня, — сказала Сестрица Энн, — только вы уж, пожалуйста, дяде Феликсу ничего не рассказывайте.

— Не рассказывать?! Так он жив? — неистово завопила Кэт, вырываясь от меня, и потом закричала еще неистовей: — Как я не сообразила! Что за фокусы вы тут устраиваете, Сестрица Энн?

Сестрица Энн обошла нас и с деревенской неотесанностью с размаху захлопнула дверь в спальню. В этой комнате, спальне дяди Феликса, тоже было полно народу. Кэт тотчас тихо пробормотала:

— Простите…

Мы все еще стояли в коридоре, который тянулся через весь дом, от передней веранды до задней, такой же просторный, как и выходившие в него комнаты. Это была, по сути, прихожая, но в детстве, помню, ее называли проходом. Когда-то он был открытым, а теперь стены оклеили красными обоями, такими же, как в гостиной.

— Ну что ты, Кэт. Кто-кто, а уж вы узнали бы первыми. Неужели ты думаешь, я пустила бы сюда весь этот народ, даже если б связала себя словом, пожелай дядя Феликс нас покинуть именно сегодня…

Не успели мы прийти в себя от этих слов, как ослепительная вспышка света озарила прихожую, обратив все белое в черное, черное в белое, розы дрогнули и ринулись на меня, я успела заметить озирающиеся белые глаза Кэт, деловито-оживленное лицо Сестрицы Энн, карандаш у нее за ухом — лицо хозяйки-распорядительницы.

— А, ты про это? Это фотограф, — сообщила Сестрица Энн. — И сегодня он фотографирует у нас в доме. Он странствующий! — добавила она, подчеркнув последнее слово. — И он сам напросился, чтоб предоставили ему гостиную, а не мы… Ну и что, все ведь готово.

— Что готово?!

— Гостиная. Все приведено в должный вид. И гардины, понятно, выстираны.

Тут из-за портьеры вышел молодой человек с несколько ошалелым видом, в военном френче с чужого плеча. На цыпочках он направился к выходу. Снова отворилась дверь спальни, и мы услышали тихий рокот голосов.

— Слышите? — спросила нас Сестрица Энн, заглядывая в спальню. — Вы послушайте!

Чей-то голос говорил:

— Моя девчушка сказала, что ей бы лучше сюда поехать, чем в зоопарк.

Лицо Сестрицы Энн стало умиленно взволнованным, точно у влюбленной. В этот миг из двери вышла старая дама в широчайшем черном ситцевом платье, голову ее с обеих сторон украшали гребни. Следом за ней шел старик с выгоревшими, как старая сеть, усами. Сестрица Энн грозно нацелила на них короткий палец.

— Мы вместе, — сказал старик.

— Я тут за всем слежу строго, — бросила нам через плечо Сестрица Энн и сразу же оставила нас. — Ладно, я всегда поспевала делать два дела разом. Так что я и с вами успею побывать на той половине, и тут управлюсь. Ваше имя, сэр?

Посреди прихожей на маленьком столике возле подноса с графином и стаканами лежала конторская книга. Сестрица Энн и старик склонились над ней.

— Но куда же делся дядя Феликс? — шепнула Кэт.

Я все еще стояла с букетом в руках. Сестрица Энн повела престарелых супругов к красной портьере и впустила их в гостиную.

— Сестрица Энн, куда же вы поместили дядю Феликса? — спросила Кэт, шагнув к ней.

— Пошли, пошли прямо туда, — позвала нас с собой Сестрица Энн. И, прикрыв нос ладонью, продолжала: — Они же прямо с поля, побросали работу, расфрантились все равно как в воскресенье и в день выборов разом, только навряд ли у них хватило времени помыться, ха-ха! Апрель в этих краях — горячая пора, но сняться на фотокарточку — это вам дело поважнее! В такой глуши разок-другой, может, и выпадет случай за всю жизнь. Я его убрала подальше ото всей кутерьмы. — Она вела нас за собой. — А фотографа зовут… запамятовала, ну, в общем, он из янки, но ведь это теперь роли не играет? Что скажешь, Дайси, племянница моя? Ладно, это я так, шучу. Словом, он сюда добирался из какого-то там города с самого февраля, он сам мне так сказал. Ох, и набилось их, как в церкви, не продохнуть. Представляете вы, до чего род людской тщеславен? Дайте только повод.

Вновь нас ослепила вспышка. Портьера не спасала, свет проникал с боков и сквозь материю, заливал всю прихожую.

— Пахнет порохом, — ледяным тоном произнесла Кэт.

— Порохом, — согласилась Сестрица Энн. Она казалась польщенной. — Очень может быть.

— Господи, я будто попала в другой мир, — ни с того ни с сего проговорила я в пространство.