Рассказы - [78]
Белый очерк, точно вырезанный из комнатного сумрака: на дворе было светлым-светло — стоял июль, а в занавешенной от жары гостиной темно, и поначалу их увидела одна Далила.
Потом тишину нарушил захлебывающийся голос мисс Майры:
— Посадите меня к себе на лошадь! Меня первую, ну пожалуйста!
Белый конь, высоченный, весь в мыле, грыз удила, скалился, артачился. При нем двое солдат, глаза красные, искусанные москитами лица раскорябаны, один, с отвислой челюстью и вислыми плечами, сидел на коне, другой шел рядом, в гостиной послышалось их громкое — ну чисто трубный глас — сопение.
Мисс Тео, едва мисс Майра закрыла рот, не поднимая глаз, сказала:
— Далила, раз ты ворвалась сюда и не потрудилась фартук переодеть, говори, зачем пришла.
Не размыкая рук, сестры повернулись лицом к гостиной.
— Пришла сказать, что черную несушку согнали с яиц, только они уже все порченые, — сказала Далила.
У синего всадника челюсть совсем отвалилась — это он так смеялся. Другой солдат встал на ковер, половица под его сапогом скрипнула. Раззадорил его, что ли, этот скрип, только он выпучил глаза и давай к мисс Майре, взял ее за тонюсенькую — того и гляди, переломится — талию. И как-то само собой получилось, что он подхватил ее на руки, точно ребенка: в ней же весу и вовсе нет. Второй крякнул, слез с коня и давай к мисс Тео.
— Отойди от греха подальше, Далила, — сказала мисс Тео так, как всегда при гостях разговаривала, ну, Далила и решила, что грехом зовут одного из солдат.
— Подержи моего коня, черномазая, — сказал тот, которого так звали.
Далила держала маячившего в зеркале коня под уздцы — можно подумать, она сроду только тем и занималась, — теперь он ей был виден совсем хорошо, покуда другой солдат — он, напротив, виделся в зеркале туманным, расплывчатым — метался по комнате между зеркалом и дверью, отшвыривал столы и стулья со своего пути: гонялся за мисс Майрой, а она перебегала с места на место, но вот остановилась, и он повалил ее, опрокинул на пол и сам упал на нее. Потом в зеркале видно было только гостиную, увешанную блестящими, без единой пылинки, картинами, после шести всегда затемненную от зноя и докучной гари, по-прежнему всю сверкающую: ведь сколько в ней понаставлено всяких красивых ломких штучек, которые дамы страсть как любят и никогда не бьют — разве что поскандалят из-за чего. За спиной у нее разинула пасть передняя, отбрасывала тень парадная лестница, высокая, как дерево, и пустая. За ней присматривали: чтоб никто ни по ней не взошел, ни с нее не сошел. Только если чашка, серебряная ложка или там связка шпулек на голубой ленточке лягушкой скакали вниз по лестнице, Далилу посылали порой подобрать их и отнести наверх. А вот чего она в зеркале не увидела — это как мисс Тео солдат по щекам отхлестала, да так, что гул пошел.
Потом мисс Тео, ни слова не говоря, подхватила мисс Майру. Мисс Майра глаза закрыла, но спать не спала. Мисс Тео — черные волосы у нее разбились, платье жестко шуршало, как они только в зимнюю пору шуршат, — повела, только что на руках не понесла мисс Майру к креслу, это Далила уже в зеркале увидела, и усадила. В красное бархатное в рубчик кресло, прелесть что за кресло, не хуже мисс Майриной шкатулочки, где она кольца держит. Мисс Майра запрокинула голову, лицо ее смотрело в окаймленный гипсовыми цветочками потолок. Что-то в ней заснуло, пусть глаза и не спали.
Один из мужчин сказал, и голос у него был такой, будто ему плюнули в душу:
— Мы приехали только для проверки.
— Да как вы смеете, да что вы себе позволяете, — сказала мисс Тео.
Рука ее опустилась, стала гладить запрокинутую мисс Майрину голову — двигалась сильно, грозно, мерно. Финни бросил вниз тарелку из-под завтрака, но Далила не тронулась с места. Мисс Майрины горящие золотом волосы рассыпались по спине, в них, точно, листья, запутались гребни. Как знать, может, мисс Тео и не хотела, чтоб она очувствовалась, чтоб сердце у нее проснулось, оттого и гладила, все гладила, без нужды налегая рукой на ее голову.
— У нас приказ произвести предварительную проверку, — сказал солдат, какой, она не знала.
— Ну и проверяйте, — сказала мисс Тео. — Здесь некому вам помешать. Брат — без вести. Отец — умер. Благодарение Господу. — Она говорила отрывисто, как обычно разговаривают дамы, которые не рады гостям, всяким, всегда.
Финни бросил вниз чашку. Конь встрепенулся, ткнул Далилу мордой — она все еще держала его под уздцы — примерная, вышколенная рабыня в наглаженном белом в яркую полоску платье под черным фартуком. Она и тюрбан повязала бы, знай она наперед, как мисс Тео, что будет.
— Зато Финни никогда не уходит. Финни всегда с нами. Мужчина в доме, — сказала она.
Лицо мисс Майры все смотрело вверх, и не поймешь даже, на кого она походила — на покойницу или на отчаянную голодную пичужку. Мисс Тео задержала руку в воздухе, не сразу опустила ее на голову мисс Майры.
— Уж не стыд ли мешает вам сделать проверку? — спросила мисс Тео. — Боюсь, вы не вполне понимаете, как вести себя с хозяйками этой усадьбы. Моя сестра, да вы и сами это заметили, еще более хрупкого здоровья, чем я. Не удовлетворитесь ли вы этой негритянкой, кухонной девчонкой, насколько мне известно, вы…
В настоящем издании представлены повести и рассказы двух ведущих представительниц современной прозы США. Снискав мировую известность романом «Корабль дураков», Кэтрин Энн Портер предстает в однотомнике как незаурядный мастер малой прозы, сочетающий интерес к вечным темам жизни, смерти, свободы с умением проникать в потаенные глубины внутреннего мира персонажей. С малой прозой связаны главные творческие победы Юдоры Уэлти, виртуозного стилиста и ироничного наблюдателя человеческих драм, которыми так богата повседневность.
«Дочь оптимиста» - история Лорель МакКелва Хэнд, молодой женщины, которая, покинув Юг, спустя год возвращается в Новый Орлеан, где умирает ее отец. После его смерти вместе со своей глупенькой юной мачехой она отправляется еще дальше, в маленький городок на Миссисипи, где выросла. В одиночестве старого дома Лорель наконец приходит к пониманию своего прошлого, самой себя и своих родителей. Пулитцеровская премия 1973 года.
Рассказы этой книги дают представление о творческой эволюции и о писательской манере Юдоры Уэлти, для которой характерно сочетание лиризма и иронии, комического и трагического.Юдора Уэлти (р. 1909) — замечательный мастер рассказа, уступающий в этом жанре разве что Фолкнеру — по праву считается одним из ведущих американских прозаиков.Уже первый сборник ее рассказов «Зеленый занавес» (1941) был высоко оценен Робертом Пенном Уорреном и Кэтрин Энн Портер.«Даже в самом коротком из ее рассказов столько сдержанной силы, что, несмотря на всю их блистательность, я твердо знаю — это всего лишь начало», — писала Портер.Перу Юдоры Уэлти принадлежит несколько сборников рассказов, три романа, среди которых критика выделяет «Проигранные сражения» (1970) и «Дочь оптимиста» (1972), книга воспоминаний «Начало писательского пути» (1983), множество эссе, критических статей.Русскому читателю известна лишь одна книга Юдоры Уэлти — в нее вошли роман «Дочь оптимиста» и рассказы («Прогресс», 1975).На обложке использован фрагмент картины «Натчез» американского художника и орнитолога Джона Джеймса Одюбона (1785–1851), одного из героев рассказа «Остановленное мгновение», действие которого происходит в окрестностях этого городка.
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.
Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.
В состав тома «Американская повесть» (книга первая) входят произведения, отражающие как различные направления в литературе США, так и реальную жизнь этой многообразной по социальным традициям, природным условиям и бытовому укладу страны. Это шесть произведений, представляющих развитие жанра повести в США в XIX веке. Среди писателей, входящих в сборник, — Г. Торо, Г. Мелвилл, Дж. Кейбл и др.
Автобиографическую повесть Черный (Black Boy), Ричард Райт написал в 1945. Ее продолжение Американский голод (American Hunger) было опубликовано посмертно в 1977.
Эрскин Колдуэлл (Erskine Caldwell, 1903–1983) родился в городке Уайт-Оукс (штат Джорджия) в семье пресвитерианского священника. Перепробовав в юности несколько различных профессий, обратился к газетной работе. С начала 1930-х гг. — профессиональный писатель. В своих книгах Колдуэлл выступает как крупнейший знаток Юга США, социального быта «бедных белых» и негров. Один из признанных мастеров американской новеллы 20-го века, Колдуэлл был в СССР в первые месяцы войны с фашистской Германией и откликнулся серией очерков и книгой «Все на дорогу к Смоленску!».Повесть «Случай в июле» («Trouble in July») напечатана в 1940 г.
В книгу входят произведения поэтов США, начиная о XVII века, времени зарождения американской нации, и до настоящего времени.