Рассказы - [58]

Вот, значит, С Полей и шел себе потихоньку-полегоньку домой. Он все еще прибирался во дворах, но только у тех, кто его отпустить не хотел, как, скажем, миссис Старк, потому что он порядком сдал. Ему сто лет в обед, и он выходит спозаранку и вечерами тоже загодя уходит домой — что ни шаг, останавливается, со встречными калякает, расспрашивает их, как живут-могут, доброго здоровьичка желает. А в этот день, С Полей говорит, он ни одной живой души не видел, кроме, а вот кроме кого, я вам чуток попозже скажу, ни на дороге, ни на верандах, ни во дворах. А почему, этого я вам не скажу — разве что северный ветер задул, больше вроде нипочему. А его мало кто переносит.

А перед ним шел человек, что было, то было, С Полей говорит: он по походке признал в нем белого, и походку эту тоже признал — только откуда бы ей, этой походке, взяться в этот год, об эту пору? Не та это была походка, чтобы ею каждый всякий мог об эту пору в Маклейн идти, а вот шел же, но хоть он и шел, все равно С Полей отгадать не мог, чего бы у него было на уме. Так С Полей осторожненько это себе изложил.

Если б вы увидели С Полей, вы бы его сразу узнали. За ленту старой черной шляпы у него понатыканы розы, я его, как все случилось, тут же и увидала. Мисс Лиззины осенние розы — что твой кулак величиной и красные, точно кровь, — колыхались; вокруг них он разложил всякую всячину из сада, которую миссис Старк выкинула, — он в тот день у ней чистил клумбы: натягивало.

С Полей потом говорил, что ему в тот день некуда было спешить, иначе бы он и догнал, а то и обогнал бы этого, кто перед ним шел. А тот все шел и шел себе дальше туда же, куда и С Полей шел, и тоже, видать, не торопился. Незнакомец, а очень даже знакомый.

Вот, значит, говорит С Полей, вскорости этот знакомый незнакомец остановился. И остановился он прямо перед самым Маклейновым домом, занес одну ногу вперед, руку в бок упер и так и застыл — ну чисто статуй. Фу-ты ну-ты! Тогда и С Полей, так он говорит, привалился к воротам пресвитерианской церкви и стал ждать.

А потом незнакомец — да это же Кинг и был! тут С Полей его уже про себя стал называть мистер Кинг — прошел во двор, но в дом, как другой бы на его месте, не вошел. Поначалу огляделся. Обежал глазами двор, беседку; от кедра к кедру вдоль изгороди, под инжирным деревом на задах, под веревкой с бельем, словно пересчитать его хотел, прошел и опять к дому вернулся — принюхивался будто, и С Полей говорит, хоть он и не поручится: от пресвитерианской церкви он не так хорошо видел, что делает мистер Кинг, — но видел не видел, а он знает, что мистер Кинг за занавески заглядывал, и ведь запросто мог бы и в столовую — только этого не хватало — заглянуть. Но мы западное окно, конечно же, занавесили, чтобы Сноуди свет глаза не резал.

А потом опять дом с переду обошел, обогнул клумбу под спальней, что окнами на улицу. Причепурился и вступил на крыльцо.

Средняя ступенька, как на нее станешь, скрипит, но мы не услышали скрипа. Да ведь на нем, С Полей говорит, были парусиновые туфли. Вот, значит, пересек он веранду, и чего он, по-вашему, теперь делать намеревался — постучаться в дверь, вот чего! Двора ему мало!

В дверь своего же собственного дома. Он даже не постучался, притронулся только к двери — похоже, примерялся, — потом руку с подарком завел за спину. У него и коробка с подарком для нее была заготовлена — как же иначе. Обычай у него, знаете ли, был — домой без подарка не возвращаться, и такого, что прям слеза прошибает. И вот стоит он там, ногу вперед выставил — хочет их врасплох застать. И еще небось умильно улыбается. Нет, нет, и не просите, сил нет дальше рассказывать.

А вдруг Сноуди поглядела бы в коридор — столовая ведь в самом его конце, и двери в аккурат раздвинуты и увидела бы его с этой его «А ну-ка поцелуй меня!» улыбочкой на лице. Только не знаю, увидела бы она его, при ее-то глазах, зато я бы уж точно увидала. А я, дура, и не поглядела.

А кто увидел его, так это близнецы. Даром что в масках были, где для глаз узюсенькие щелочки, — зоркие какие, орлы, и только. Они, близнецы эти, заводные — жуть! Он так и не собрался с духом постучать, занес только во второй раз руку, костяшками двери еще не коснулся, а ребята тут как тут — вылетели, кричат: «У-у-у!», руками размахивают — да так, что, того и гляди, со страху Богу душу отдашь, и очень даже запросто, ну а если ты ничего такого не ждал — и подавно.

Мы слышали, как они дернули из комнаты, но подумали, что это, на их счастье, нигер какой мимо прошел, а то им и попугать некого, а может, и вовсе ничего не думали.

С Полей говорит, хоть все мы ошибиться можем, он видел, как с одного боку к Кингу Луций Рандалл ряженый подкатился, а с другого Юджин Хадсон, тоже ряженый. Да неужто я запамятовала, не сказала, что они катались на роликах? Да почитай что все утро. Они знатно катаются, хоть тут и тротуаров-то нет. И вот вылетели они из двери и закружились около отца, руками размахивают, пальцами в него тычут, стращают, волосенки, в кружок стриженные, разлетаются.

На Луции Рандалле, С Полей говорит, что-то розовое надето, и верно говорит: мы только наметали на нем поверх одежки фланелевую пижамку, а он возьми да и убеги! А Юджин, С Полей говорит, китайцем одет, и это верно. И не сказать, кто из них страшнее был, только, по-моему, Луций Рандалл в этой его маске с девичьим личиком, а с пальцев у него большущие белые нитяные перчатки свисали, а на голове моя шляпа — в которой я коров дою.