Рассказы - [14]

- Не сердитесь на него, я был с ним в кабаке, он немного выпил.

- Вы, Ниссен Пиченик, торговец кораллами, были с ним в кабаке? - cпросил старый Комровер.

- Да, я! - отвечал Пиченик. - Доброй ночи! - И пошел домой. Все его прекрасные низальщицы еще сидели за четырьмя длинными столами, пели и вылавливали кораллы тонкими иголками, которые держали в нежных руках.

- Сейчас же подай мне чаю, - сказал Ниссен своей жене, - я должен работать.

И торговец прихлебывал чай, а когда его горячие пальцы погружались в большие, еще не рассортированные горсти кораллов и копались в благотворной прохладе, бедная душа его бродила по широким и бурлящим дорогам могущественного океана.

И все в его голове пылало и клокотало. Пиченик, правда, благоразумно снял шапку, достал мешочек с деньгами и снова спрятал его на груди.

IV

Приближался день, когда матрос Комровер должен был возвращаться на свой крейсер, а именно в Одессу, - и на сердце у торговца кораллами стало тяжело и тревожно. На все Прогроды Комровер был единственным моряком, и одному Богу известно, когда он опять получит отпуск. Стоит ему уехать, и во всей округе больше не услышишь о мировых океанах, пока что-то случайно не появится в газетах.

Стояло позднее лето, впрочем ясное, безоблачное и сухое, и неизменно мягкий ветер с волынской равнины придавал ему свежесть и прохладу. Еще две недели - и начнется сбор урожая, и крестьяне из деревень не придут больше на ярмарку, чтобы купить кораллы у Ниссена Пиченика. А пока сезон кораллов был в разгаре. В последние недели покупательницы приходили толпами, низальщицы не справлялись с работой, даже если нанизывали и разбирали кораллы ночи напролет. Дивными вечерами, когда заходящее солнце посылало через зарешеченные окна свое прощальное приветствие, а коралловые горсти всевозможных форм и расцветок, оживленные щемящим и одновременно успокаивающим блеском, начинали светиться, как будто каждый отдельный камешек нес в своей нежной полости толику света, тогда приходили крестьяне, веселые и подвыпившие, в тяжелых, подбитых гвоздями сапогах, которые скрежетали по каменному полу двора, приходили, чтобы забрать своих жен, синие и рыжеватые носовые платки мужчин были полны серебряных и медных монет. Они здоровались с Ниссеном Пичеником, обнимая и целуя его, смеясь и плача, словно опять, спустя десятилетия, обрели в нем друга, которого так долго не видели и в котором так давно нуждались. Крестьяне благоволили к Пиченику, они даже любили его, тихого долговязого рыжего еврея с невинными, порой мечтательными фарфорово-голубыми глазками, в которых жила честность, добросовестность торговца, ум знатока и одновременно сумасбродство человека, никогда не покидавшего местечка Прогроды. Договориться с крестьянами было нелегко. Ведь те, хотя и знали Пиченика как одного из немногих честных торговцев в округе, все-таки никогда не забывали о том, что он еврей. Ко всему прочему, торг доставлял им некоторое удовольствие. Перво-наперво крестьяне устраивались на стульях, диване и двух широких деревянных супружеских кроватях, обложенных высокими подушками. Некоторые располагались на кроватях, софе и даже на полу прямо в сапогах, на подошвах которых красовалась серебристо-серая грязь. Из глубоких карманов своих холщовых штанов или же из запасов на подоконнике они брали табак, отрывали белые поля от старых газет, кругом разбросанных по комнате, и скручивали папиросы, так как даже у самых состоятельных папиросная бумага считалась роскошью. Квартиру торговца заволакивал плотный голубой дым дешевого табака и грубой бумаги, золотистый, пронизанный солнцем голубой дым, который медленно, маленькими облачками тянулся через квадраты открытых зарешеченных окон на улицу. В двух медных самоварах - даже в них отражалось заходящее солнце - кипела горячая вода, и за столом посередине комнаты не менее пятидесяти дешевых стаканов из зеленого стекла с двойным дном, наполненных дымящимся золотисто-коричневым чаем или шнапсом, переходили из рук в руки. Уже давно, еще до обеда, крестьянки за несколько часов выторговали себе коралловые цепочки. Но теперь их мужьям украшение казалось слишком дорогим, и торг начинался сначала. Это была ожесточенная схватка, которую приходилось выдерживать бедному еврею, одному против могущественного большинства жадных и недоверчивых, здоровенных и иногда в большом подпитии мужиков. Из-под черной шелковой ермолки, которую Ниссен Пиченик обыкновенно носил дома, в рыжую козлиную бородку стекали по веснушчатым с редкой щетиной щекам капли пота, так что волоски склеивались и вечером после боя он должен был расчесывать их железной расческой. Но в конце концов Ниссен брал верх над всеми покупателями, несмотря на свою доброту. Ведь из всего многообразия мира он знал только кораллы и крестьян своей родины - и ему было известно, как нанизывать и отбирать одни и как убеждать других. Слишком настойчивым он жаловал так называемый "довесок", а именно: после того как покупатели выкладывали не сразу Ниссеном названную, но втайне желаемую сумму, он давал им с собой забавную коралловую ниточку из дешевых камней, которая предназначалась детям, чтобы носить ее на ручках или шейках, - верное средство от злых взглядов завистливых соседей и страшных ведьм. При этом торговец должен был все внимание обращать на руки клиентов и постоянно отмечать высоту и объем коралловых горок. Ах, то была нелегкая борьба!