Рассказы - [8]

— Ой, я даже не посмотрела на гардении и не сказала тебе спасибо.

Она осторожно достала цветок, понюхала и удивленно воскликнула:

— Где ты их сорвал?

— Там, возле дерева.

— Какие же это гардении? Они совсем не пахнут!

Она с недоумением смотрела на неизвестный цветок.

— Ну и ладно. Если не нравятся, брось их.

Он машинально обратился к ней на «ты». Разочарованная и раздраженная, она была особенно хороша. Если бы не ветер, он бы и не вспомнил о порванных брюках; но сквозь дыру проникал холод, и ему стало неуютно.

— На самом деле, я бы даже удивилась, если б это оказались гардении. Какой сейчас месяц? — в ее голосе зазвенели капризные нотки.

— Уже несколько дней как март.

— Ну вот, а гардении зацветают на Сан-Жоан… Ну ничего страшного, брюки только жалко. Интересно, как называются эти цветы?.. — Она опять понюхала букет и сунула его под нос юноше. — Какой знакомый запах! Он тебе ничего не напоминает? Как будто нездоровый, немного похож на бузину… Видишь? Запах я угадала сразу. А может, это бегония?

— У бегонии цветки мельче. То есть я хотел сказать, крупнее. В общем, у гардении цветки другие.

— Может быть, это дикая бегония?

— Наверное, это камелии, — необычная игра захватила обоих.

— Камелии? Ну нет… Уж камелии-то я отлично знаю. Короче, я поняла: это особенные цветы, они расцветают в карнавальную ночь.

Она воткнула свой цветок обратно в букет и задумалась. В глубине души он был рад, что она его не выбросила, и теперь чувствовал непреодолимое желание ее поцеловать. Однако он сдержался, подумав: «Я мужчина», и обратился к ней снисходительно, немного свысока:

— Как видите, такси нет. Но выход у нас есть, точнее, два: дождаться рассвета или пойти домой пешком. Я готов проводить вас хоть на край света.

В этот миг они услышали рев мотора. Со стороны бульвара Бонанова ехал автомобиль. Он промчался мимо, чуть не задев их. Салон был освещен, и они увидели, что внутри полно пассажиров. До них донеслись крики и смех. Рядом с шофером сидел человек в карнавальном костюме; поравнявшись с ними, он бросил пригоршню конфетти.

— По-моему, ждать не имеет смысла. Пойдем пешком, — сказала она. — Впрочем, живу я довольно далеко.

— Где?

— Улица Консель де Сент.

— Отлично, пойдем по Балмес, там мы рано или поздно поймаем такси.

«Хоть бы все такси сквозь землю провалились», — подумал он и, воодушевившись, взял ее под руку, чтобы помочь перейти на другую сторону улицы.

Барселона сверкала огнями: золотистый свет разливался по темному небу, образуя над городом волшебное гало. Слева от них уходили вниз огоньки Путщет, а вверху на склоне окна в домах были темны. Когда ветер на мгновение стихал, вокруг них воцарялась глубокая ночная тишина.

Некоторое время они шли молча. Она заговорила первая.

— Что это у тебя за костюм?

— Костюм портного.

— Портного? — она засмеялась. — Мне бы и в голову не пришло…

— Портного-еврея времен Людовика Пятнадцатого, — добавил он невозмутимо.

Он рассказал ей, что изучает греческий язык, что сочиняет стихи и даже начал писать книгу под названием «Улыбка Прозерпины», что провел вечер в «Руа» на танцах и теперь возвращается домой.

— Когда я закончу учебу, буду путешествовать. Хочу увидеть мир. Сяду на корабль без единого сантима в кармане. Если повезет, наймусь юнгой. Мы, поэты, часто умираем на кровати в окружении семьи, а газеты твердят о нашем последнем слове и последнем вздохе. И рассказывают нашу биографию. Но я хочу умереть в полном одиночестве; пусть мое тело будет лежать на земле, накрытое простыней, лицом вниз, с сердцем, пронзенным стрелой.

До этого говорила в основном она, и слушать чужое красноречие ей было довольно скучно.

— Ай! — воскликнула она внезапно, прижимая руку к груди, словно сердце могло выпрыгнуть вон.

— Что с вами?

Она ответила не сразу.

— Ничего особенного, просто сердце… в глазах потемнело.

Он посмотрел на нее в полном замешательстве. Он не знал, что ему делать: подхватить ее на руки или оставить как есть. Девушка глубоко вздохнула и провела рукой по лбу.

— Ну вот… кажется, все прошло. У меня слабое сердце. Наверное, всему виной мой образ жизни.

— А ваши домашние ничего вам не говорят?

— Их это не беспокоит.

— Вам надо вести более здоровую жизнь. Свежий воздух, физкультура, режим…

— Знаю я эту песню: рыба и овощи.

— Нет, — возразил он смутившись. — Я не это хотел сказать. Я имел в виду другое: быть более разборчивой… в любви…

— И помереть с тоски. Вот спасибо! Я давным-давно выбрала себе жизнь по вкусу: все что я хочу — это собирать цветы… — Она взглянула на него снизу вверх, в глазах у нее мелькнуло любопытство, и она тихо добавила: —…как сказала бы моя консьержка.

Он шел, рассеянно глядя под ноги, и не заметил ее быстрого взгляда. Он с сожалением покачал головой.

— …и совершать ошибки.

— Ошибки? Да я и не думаю ни с кем сходиться всерьез. Если ты имеешь в виду это… Ну, лет в пятьдесят, когда я уже поживу вдоволь, все узнаю и испробую. Пусть у меня в жизни будет любовь, мечты, уж хотя бы красивые слова. И я сделаю все, чтобы не увязнуть, как в луже под дождем, в повседневности и быте.

— Но старость без детей…

— Да, и без внуков… без дядюшек, племянников и прочих родственников… И похороны в полдень.