Рассказы о зоопарке - [5]
Африканские слоны отличаются от азиатских некоторыми внешними признаками: так, например, уши африканских слонов больше, чем у азиатских, а спина у азиатских слонов не так сильно выгнута, как у африканских. Различаются они также и величиной бивней: у африканских слонов они более длинные, иногда больше трёх метров, и загнуты внутрь, в то время как у азиатских слонов бивни значительно короче и направлены в стороны.
ПЕПЕ, ГАЛАПАГОССКАЯ ЧЕРЕПАХА
Галапагосская черепаха похожа на черепах хикотеа и кагуама, но живёт, как моррокойо, только на суше, никогда не забираясь в море и реки. Родина её — Галапагосские острова, расположенные в Тихом океане, у берегов Южной Америки. По своим размерам галопагосская черепаха — одна из самых крупных черпах, известных на земле.
В зоопарке есть одна такая черепаха, морщинистая, неповоротливая и медлительная, с выпуклым тёмным панцирем, твёрдым и прочным как камень, с кривыми лапами, похожими на мешки, набитые трухой.
Эта черепаха по имени Пепе живёт в своём загончике одна, без друзей, с которыми можно было бы весело проводить время. Когда служитель, ухаживающий за Пепе, окликает его, тот поворачивает голову, и устремив на человека взгляд своих живых глазок, идёт навстречу, неуклюже перебирая ногами. Служитель садится верхом на его огромный панцирь, и Пепе катает своего друга по загону. И похоже, что делает он это с удовольствием, потому что никогда не оказывает сопротивления и не проявляет недовольства. Другое существо, к которому Пепе питает чувство глубокой привязанности и общества которого постоянно ищет, — это его сосед моррокойо. Поскольку моррокойо меньше галапагоссца и с лёгкостью может пробираться в его владения через щели в разделяющей их стене, то выходит так, что именно Пепе всегда приходится ожидать визита соседа. Однажды, когда моррокойо, по-видимому, не захотел навестить приятеля и остался дома, Пепе совсем отчаялся, разыскивая его. Он осмотрел одну за другой все щели, через которые обычно появлялся его друг, затем обследовал свой загон: поискал под деревом, дававшим тень его жилью, и за большим камнем, но безрезультатно. На следующий день с утра он продолжил поиски, но так и не обнаружив задушевного друга, решил во что бы то ни стало разыскать его. И хотя стена загона была для него, такого тяжёлого и неуклюжего, почти непреодолимым препятствием, всё же после долгих усилий ему удалось выбраться из этого круга, в котором он задыхался.
Обнаружив исчезновение животного, служители зоопарка тут же бросились на поиски и очень быстро нашли его, растерявшегося и ошеломленного, всего лишь в двадцати метрах от загона. И тут завязалась настоящая борьба между людьми, прилагавшими все усилия для того, чтобы водворить беглеца на место, и животным, упорно сопротивлявшимся этому намерению. Сначала люди пытались поднять его, но не смогли, поскольку он был слишком тяжёл. Тогда они стали толкать его, но и это оказалось бесполезным, так как он упирался с силой, превышающей натиск людей. После долгой и безуспешной борьбы с черепахой одному из служителей, знавшему о привязанности Пепе к моррокойо, пришла в голову мысль принести его. И действительно, как только служитель с моррокойо на руках появился перед Пепе, тот, увидев его, тут же перестал упрямиться и сам двинулся вслед за служителем к своему загону. И там, довольный и счастливый, долго играл со своим дорогим другом.
КРИКЛИВЫЙ СЕЛЕЗЕНЬ
У этого селезня не было биографии. Никто даже не знал, откуда он взялся. То ли убежал со двора какого‑нибудь дома, где его плохо кормили и обижали, то ли вырос где‑то сам по себе, питаясь чем попало, но, как бы то ни было, теперь он жил в зоопарке.
Селезень был тощий, ободранный, жалкий, с плешивой головой и длинной голой шеей. Весь его облик говорил о несчастной, невезучей судьбе. Однако стоило только кому‑нибудь приблизиться к нему, как он, несмотря на свой хилый, болезненный вид, принимался кричать как поросёнок, которого схватили за хвостик. При этом он проявлял энергию и живость, никак не вязавшиеся с его внешним видом.
Селезня поселили в стаю разнопородных уток. Едва служитель выпустил его из рук, как он с громким криком, жалкий и дрожащий, вертя ободранным, как старая кисть, хвостом, бросился в самый дальний угол птичьего двора. Другие утки, с удивлением глядя на него, закрякали, как бы спрашивая друг друга: «Кто это, селезень или чёртово отродье?»
Большой красный селезень с жёлтыми лапами подошел к нему и, вытянув шею, как это принято у уток, сказал: «Кря, кря, кря!» — что на утином языке означает: «Послушай, ты, странное, мерзкое существо, чего тебе здесь нужно?» А новичок, вместо того, чтобы ответить как положено, закричал таким пронзительным голосом, что красный селезень, оторопев на мгновенье, бросился наутёк, думая, что с беднягой что‑то стряслось. Подбежав к другим уткам, которые тоже не на шутку перепугались, и спеша оправдаться, красный селезень сказал: «Ух, ну и крикун! Но я ничего ему не сделал, клянусь вам.»
Когда подошло время обеда, все утки заторопились к общему корыту, куда им ежедневно засыпали корм, а наш крикливый селезень, несмотря на то, что давно уже был голоден, не осмелился подойти. Страдая от голода и только глотая слюнки, он наблюдал из своего угла, как утки с аппетитом клевали вкусную еду.
