Рассказы о Великой войне - [18]

Пугач, как узнал Володя, окончил полицейскую школу, образованную в Минске оккупантами, а потом влился в один из батальонов полиции. Наблюдение за военнопленными, которых гоняли на работы в город, задержание подпольщиков, облавы в комендантские часы. И все это время, все эти месяцы и годы, поднимаясь в званиях и переходя из одной преобразованной национальной группы в другую, Пугач будет искать Эльмиру, ловить отголосок весточки о ней и ее судьбе.

Он найдет ее только в январе 1944 года. Когда его батальон будет участвовать в очередном задержании на улицах Минска. Шесть человек — четверо мужчин и две женщины — будут отстреливаться до последнего патрона, укрываясь в развалинах дома, пытаясь уйти из рук неприятеля, вырваться за город в лес, куда и держали путь.

Эльмира застрелится сама. Маленькая дырочка в районе сердца, совсем незаметная на ткани пальто. Она была не такой стойкой, как Маруся, очень боялась, что выдаст в тюрьме остальных. Но выстрелит неудачно — еще несколько минут она будет жить и умрет именно на руках Пугача.

Пугач повесится через пару ночей после этого, как расскажет его тетка, у которой он жил в Минске и до войны, и во время оккупации. Не выдержит того ужаса, который настигнет его вместе с осознанием, что в том распростертом на камнях и снегу хрупком девичьем теле уже нет прежней искры. И осознанием того, что он делает сейчас и как живет. Женщина принесет матери Володи короткую записку, аккуратно сложенную квадратом с коричнево-бурыми уголками, и мать сохранит ее. Сперва захочет переслать в письме на фронт в 1944 году, когда наконец узнает, что сын жив, что он — уже старший лейтенант летного полка и орденоносец, совершивший немало боевых вылетов. А потом испугается отчего-то и отложит в сторону, спрячет под карточку в рамку на стене. И будет молчать о том, что узнала до того момента, как вернется сын в родной разрушенный до основания город. Только тогда расскажет и о смерти Эльмиры, и то, о чем узнает к тому времени об остальных одноклассниках Володи — из всего большого девятого «А» класса только четверо в живых, и лишь он один мужского пола…

Эта записка сейчас лежала в кармане гимнастерки у самого сердца, как когда-то носила ее Эльмира. В ней не было много строк и слов. Всего несколько строк и только два слова, написанных в минуты отчаянья и страха. И только одно имя. Его имя. Оно сейчас долетало до него с каждым порывом легкого ветерка оттуда, куда он держал путь.

— Володя… Володечка….

И Володя в который раз не сможет дойти до братской могилы в дальней части парка Челюскинцев, в которой схоронены те, кто дорого отдал свою жизнь в годы оккупации, пытаясь хотя бы на минуту приблизить окончание этой страшной и беспощадной войны. Расстрелянные и повешенные на виду у толпы, умершие от пыток в подвалах гестапо, военнопленные и подпольщики, а иногда и просто жители оккупированного города, неудачно попавшие в заложники ада, что творился в городе в те годы.

Володя не сможет дойти — снова застучит кровь в висках, потемнеет перед глазами, а ноги сами подогнутся. Свернет с дорожки и сядет на траву, прислонясь спиной к дереву, опустив букет черемухи на колени. Бешено колотится сердце, больно сжимаясь с каждым ударом. Страшно, очень страшно дойти и взглянуть своими глазами на ее могилу. Признаться самому себе, что он никогда больше не увидит ее, не коснется ее волос, отводя за ухо упавшую на красивое лицо прядь.

— Что с вами, товарищ офицер? — тронули вдруг за плечо Володю через некоторое время, и он с трудом открыл глаза, поднял взгляд на девичье лицо, склонившееся над ним, на миг вдруг признав в нем то самое, которое так хотелось увидеть. Но глаза были другого цвета, карие, а короткое каре темнее на несколько тонов золотых волос Эльмиры. Не она.

— Вам плохо? Быть может, доктора? — спросил из-за спины девушки высокий темноволосый парень. Остальные трое — двое ребят и одна девушка — только со смесью любопытства, благоговения перед его наградами на груди и каким-то странным сожалением в глазах смотрели на сидящего у дерева Володю.

— Все хорошо, — ответил он, пытаясь раздвинуть губы в слабое подобие улыбки. — Голова кругом пошла. Последствие контузии. Сейчас отсижусь и пойду…

Девушка с каре с минуту смотрела на него пристально, словно решая уйти или остаться возле этого летчика с белым, словно у мертвеца, лицом, а потом коротко кивнула и шагнула назад на дорожку к ожидавшей ее компании. Комсомольцы медленно пошли по аллее прочь от Володи, долго смотревшего им вслед, не в силах отвести взгляда от этих пятерых.

Они медленно удалялись от него среди зелени летнего дня, и ему отчего-то вдруг стало казаться, что это они, его одноклассники, уходят прочь в то лето 1941 года. Та со светлыми лентами в длинных косах — это Маруся. Идет под руку с Эльмирой в летнем, почти прозрачном на солнечном свету платье. Низенький и худенький — Вася, их Василек, по привычке активно жестикулирующий в споре. Коренастый, идущий чуть поодаль от остальных, по самой кромке дорожки — Пугач, как всегда молчаливый и угрюмый. А темноволосый и высокий комсомолец — это красавец Йося Рейзман, который и сейчас старается держаться поближе к стройной фигурке в светлом платье. И только та, с каре, все оборачивалась назад, не в силах не смотреть на Володю, все оглядывалась назад, словно не желала оставлять его.