Рассказы о пилоте Пирксе. Непобедимый - [21]

Они переставили свои часы на лунное время, однако и это было ненадолго; на станции «Менделеев» было другое, свое время, как повсюду на той стороне.

До старта ракеты оставалось девять часов. Лангнер, ничего не сказав, ушел. Пиркс расположился в кресле, потом пересел под лампу, попытался читать какие-то старые, потрепанные журналы, лежавшие на столике, но не смог усидеть и тоже вышел из комнаты. За поворотом коридор переходил в небольшой холл, где напротив телевизора, вмонтированного в стену, стояли кресла. Австралия передавала программу для Луны Главной – какие-то соревнования легкоатлетов. Пирксу не было никакого дела до этих соревнований, но он сидел и смотрел на экран, пока его не начало клонить ко сну. Он забыл о слабом притяжении и, вставая с кресла, взлетел на полметра. Все стало ему безразлично. Когда он сможет снять штатское тряпье? Кто выдаст ему скафандр? Где можно получить инструкции? И вообще, что все это значит?

Он, может, и пошел бы куда-нибудь допытываться, даже скандалить, но его компаньон, этот самый доктор Лангнер, по-видимому, находит их положение совершенно нормальным – так не лучше ли держать язык за зубами? Передача закончилась. Пиркс выключил телевизор и вернулся в номер. Не так он представлял себе пребывание на Луне! Пиркс принял душ. Сквозь тонкую стенку были слышны разговоры в соседнем номере. Конечно, это знакомые по ресторану туристы, которых Луна доводит до блаженного исступления. Он сменил сорочку – нужно было чем-нибудь заниматься, – а когда улегся на койку, вернулся Лангнер. С четырьмя новыми книгами.

Пиркса дрожь пробрала. Он начал понимать, что Лангнер – фанатик науки, нечто вроде второго издания профессора Меринуса.

Астрофизик разложил на столе новые спектрограммы и, разглядывая их в лупу с величайшей сосредоточенностью, с какой Пиркс не рассматривал даже фотографии своей любимой актрисы, вдруг спросил, сколько Пирксу лет.

– Сто одиннадцать, – сказал Пиркс, а когда тот поднял голову, добавил: – По двоичной системе.

Лангнер впервые улыбнулся и стал похож на человека. У него были белые крепкие зубы.

– Русские пришлют за нами ракету, – сказал он. – Полетим к ним.

– На станцию «Циолковский»?

– Да.

Станция находилась на той стороне. Значит, еще одна пересадка. Пиркс раздумывал, как они проделают оставшуюся тысячу километров. Наверно, не в сухопутном экипаже, а в ракете? Однако он ни о чем не спросил. Не хотелось выдавать свое невежество. Лангнер, кажется, говорил еще что-то, но Пиркс уже заснул, так и не раздевшись. Проснулся он внезапно: Лангнер, склонившись над койкой, тронул его за плечо.

– Пора, – только и сказал он.

Пиркс сел. Похоже было, что Лангнер все время читал да писал: стопка бумаг с расчетами выросла. В первую минуту Пиркс подумал, что Лангнер говорит об ужине, но речь шла о ракете. Пиркс навьючил на себя набитый рюкзак, а лангнеровский был еще больше и тяжелый, будто камнями набитый; потом выяснилось, что, кроме сорочек, мыла да зубной щетки, там были только книги.

Уже без таможенного досмотра, без всякой проверки они поднялись на верхний этаж, где их ждала лунная ракета, некогда серебристая, а теперь, скорее, серая, пузатая, на трех растопыренных, коленчато-изогнутых двадцатиметровых ногах. Не аэродинамическая, поскольку на Луне нет атмосферы. На таких Пиркс еще не летал. К ним должен был присоединиться какой-то астрохимик, но он опоздал. Стартовали вовремя; полетели они вдвоем.

Отсутствие атмосферы на Луне порождало множество хлопот: невозможно было пользоваться ни самолетами, ни вертолетами – ничем, кроме ракет. Даже машинами на воздушной подушке, такими удобными для передвижения по пересеченной местности: им пришлось бы тащить на себе весь запас воздуха. Ракета движется быстро, но не везде может сесть: ракета не любит ни гор, ни скал.

Пузатое трехногое насекомое загудело, загремело и пошло свечой вверх. Кабина была всего раза в два больше гостиничной комнатушки. В стенах – иллюминаторы, в своде – круглое окно, рубка пилота расположена не наверху, а внизу, чуть ли не между выхлопными дюзами, чтобы пилот как следует видел, куда садиться. Пиркс ощущал себя чем-то вроде посылки, отправленной куда-то, неизвестно толком, куда и зачем, неизвестно, для чего… Вечная история.

Они вышли на эллиптическую орбиту. Кабина и длинные ноги ракеты приняли наклонное положение. Луна проплывала под ними, огромная, выпуклая, – казалось, на нее никогда не ступала нога человека. Есть такая зона в пространстве между Землей и Луной, откуда величина обоих тел кажется примерно одинаковой. Пиркс хорошо запомнил впечатление от первого полета. Земля, голубоватая, в дымке, с размытыми очертаниями континентов, казалась менее реальной, чем каменная Луна с четко проступающим скалистым рельефом – ее неподвижная тяжесть была почти осязаемой.

Они летели над Морем Облаков, кратер Буллиальд остался уже позади, на юго-востоке виднелся Тихо в ореоле своих блестящих лучей, пересекших полюс и протянувшихся на ту сторону; на большой высоте, как обычно, возникало трудно определимое представление о высшей точности, по законам которой все это создавалось. Залитый солнечным светом Тихо был как бы центром конструкции: белесыми своими «руками» он охватывал и прорезал Море Влажности и Море Облаков, а северный его луч, самый большой, исчезал за горизонтом, в направлении к Морю Ясности. Когда они, обогнув с запада цирк Клавий, начали снижаться над полюсом и полетели по той стороне над Морем Мечты, обманчивое впечатление правильности по мере снижения терялось, будто гладкая, темная поверхность «моря» лишь теперь обнажала неровности и расселины. На северо-востоке засверкали зубцы кратера Берне. Они теряли высоту; вблизи Луна представала перед ними в своем настоящем виде: плоскогорья, равнины, впадины кратеров и кольцеобразных горных цепей – все было в одинаковой степени изрыто воронками – следами космической бомбардировки. Языки лавы пересекали кольца каменных обломков, переплетались с ними, будто тех, кто вел этот титанический обстрел, все еще не удовлетворяли произведенные разрушения. Не успел Пиркс разглядеть массив Циолковского, как ракету подтолкнули ненадолго включенные двигатели, она приняла вертикальное положение, и Пиркс видел теперь лишь океан темноты, поглотивший все западное полушарие, а за линией терминатора возвышалась, сверкая макушкой, вершина Лобачевского. Звезды в верхнем окне ракеты замерли неподвижно. Спускались они, как в лифте, и это несколько напоминало вхождение в атмосферу; ракета погружалась в столб сгущавшегося под кормой огня от собственных двигателей, и газы завывали, обтекая выпуклости наружной брони. Автоматически откинулись спинки кресел, через верхний иллюминатор Пиркс видел все те же звезды – они теперь стремительно летели вниз, ощущалось мягкое, но довольно упорное сопротивление гремящих двигателей, которые давили на ракету снизу. Вдруг двигатели загрохотали во всю мощь. «Ага, становимся на огонь!» – подумал Пиркс, чтобы не забыть, что он как-никак настоящий астронавт, хотя еще и без диплома.