Рассказы о Москве и москвичах во все времена - [25]
Вот тогда императрица призвала к себе Матвея Федоровича Казакова, ученика и близкого друга Баженова, и повелела ему напротив Ходынки поставить Подъездной дворец, где бы по пути из Петербурга в Москву можно было передохнуть и после долгой дороги в порядок себя привести. И чтобы этот дворец послужил памятником той войне и миру тому. А еще соизволила пожелать, чтобы был дворец в духе праздничных сооружений Ходынки.
С чувством радостного возбуждения взялся Казаков за работу. Наверное, предвидел, чувствовал: складывается лучшее из того, что он когда-либо строил. Сказочно быстро, словно бы по мановению жезла волшебника, возник на бумаге проект, и столь же быстро вырос волшебный дворец на пустой земле, принадлежащей московскому Высоко-Петровскому монастырю. Потому и стал дворец называться Петровским. И вот уже Пушкин, восхищенный казаковским творением, пишет: «Он окружен своей дубравой, Петровский замок…» Все русские цари, исключая разве Николая I, приезжая традиционно короноваться в Москву, останавливались и жили несколько дней в этом дворце.
Не знаю, как вернее сказать, но история Петровского замка, вероятно, все же дополнилась в озаренные пламенем пожаров дни 1812 года. В начале сентября, когда пожар из Замоскворечья, подхваченный неистовым ветром, достиг Кремля, где отсиживался Наполеон, еще не потерявший надежды заполучить ключи от Москвы, Тверская уже горела. Предполагается, что по берегу Москвы-реки бежал император именно сюда, в Петровский дворец. Известны и покои, что занял он, — на царской, мужской стороне, отделенной от царицынской половины великолепнейшим Розовым, или, как его еще называют, — Красным, аванзалом. И снова вспомним «Евгения Онегина»: «Отселе, в думы погружен, глядел на грозный пламень он…»
Давно уже, с 1923 года, во дворец тихо и незаметно залетели сталинские соколы, а поточнее — Военно-воздушная академия имени Н. Е. Жуковского, основоположника современной аэродинамики.
Вхожу в круглый зал, и от изысканного великолепия дух захватывает. Просторный, наполненный воздухом зал шестнадцати метров в диаметре и такой же высоты, заботливо и бережно ухоженный, выглядит так, будто его только-только отстроили. Роскошная лепнина по стенам и вогнутой поверхности купола, сложный рисунок ее завораживает, заставляя неотрывно ее разглядывать. Но в куполе лепнины нет — это роспись такая. Различить невозможно. Когда-то, перед коронацией, Николай I заехал во дворец, но увидев дворец в разрушении — подтекала кровля, лепнина обрушилась, ведь целых двенадцать лет после 1812 года дворец бесхозным стоял, — не остановился здесь, единственный из всех русских царей после Екатерины. Однако хорошо, что все своими глазами увидел: выдал денег на реставрацию и восстановление всего, что при французах разрушилось. Пятнадцать лет первая в жизни этого дворца реставрация длилась.
А в Розовом зале по стенам барельефы всех русских князей дотатарского времени — от Рюрика, Олега и Игоря. Над дверями же — барельеф князя Владимира, Крестителя Всея Руси. Тут же, от покоев царицынских уходит вниз загадка-лестница, круто изогнутая, приглушенно-зеленого цвета с золотом, все шорохи скрадывающая, будто бы на тайное свидание призывающая… Да только какая уж тайна теперь. Если только военная: молодые офицеры, красавцы подтянутые, на каждом шагу. Ну да, Екатерина Великая молодых офицеров любила, вниманием не обижала и всенепременно потом за выказанную любовь к императрице вознаграждала.
А вот через эти двустворчатые двери Николай II выходил к белому коню с серебряными подковами и верхами спускался по Тверской к Успенскому собору Кремля, где на него возложили корону, от которой пришлось потом ему отказаться, но которая все же ему стоила жизни…
Чудный дворец. Так трудно от него отойти…
Бродил, бродил по Петровскому парку в одиночестве, в поисках хотя бы и следа той дубравы, что Пушкин воспел, — и ничего, ни единого дуба… В изобилии липа растет, много тополя старого, кое-где береза светлеет, клен в нескольких местах повстречался — и все. Только и осталась дубрава Петровского парка в строках «Онегина»…
А вот аллеи первоначальные, рассекавшие парк прямыми лучами, не только четко прослеживаются, но и сохранились первозданно, как их проложили, когда Казаков строил дворец. Считается почему-то, будто выписанный нарочно для того французский садовник Фительман заново парк перестроил, ан нет, несправедлива молва: на карте 1816 года вот они, просеки, по тем же местам проложены. Да и зачем бы французу заново парк перекраивать, коли до него все разумно было устроено?
Многое довелось парку за свои века пережить, а более всего ему от французов досталось. Вместе с Наполеоном в начальные дни сентября 1812 года сюда от огня устремился и маршал Ней со своими солдатами. Среди них, кстати, был каптенармус Стендаль. Поначалу решили зиму нашу здесь переждать, да уж больно холодным сентябрь показался, вот и принялись в Петровском парке землянки рыть, чтобы от холодов уберечься. А в накат стлали дубы порубленные — вот и приняла дубрава первый и самый сильный удар, от которого уже не оправилась.
