Рассказы - [14]

Но потом… вы только представьте! Мы ежедневно должны были слушать рокот воды в унитазе. С утра до вечера! Прямо наказание какое-то! Жена хваталась за голову: «Прекрати, Бонифаций, ради бога, прекрати!» Сил не было смотреть, как она мучается. Вот почему я решил расстаться с Бонифацием. Поверьте, мне это было очень нелегко!

Сеньор Родолфу, который так восхищался попугаем, не захотел его взять. Ему тоже не нравился шум спускаемой воды. Я подумал: может, сантехнику пригодится попугай, умеющий подражать шуму воды в унитазе. Какая была бы замечательная реклама! Но когда мы пришли к сантехнику, этот мошенник Бонифаций упрямо повторял автомобильные гудки, одни автомобильные гудки. Конечно, сантехнику это не понравилось. На что ему автомобильный сигнал?

Я сунул попугая в машину и поехал в автомагазин. Раз у Бонифация автомобильная горячка, покажу-ка я его хозяину магазина: может, попугай пригодится ему для рекламы машин? Куда там! Только мы вошли, негодник прожурчал, подражая спускаемой воде. «Уберите отсюда эту птицу! — закричал владелец магазина. — Тут вам не общественный туалет!»

После нескольких неудачных попыток я, наконец, сумел пристроить попугая в одном универсаме. По крайней мере, там он может делать, что ему вздумается. Показывать все свое искусство: хохотать, звать детей в постель и за уроки, петь «Матушка послала меня к роднику…», сигналить и рокотать… Ведь на то и универсам, тут всему найдется место: и тому, что нужно, и тому, что не нужно. Здесь, чем больше шума, тем лучше.

Нет, правда, более подходящего места для Бонифация не найти. И все же мне очень тоскливо, я просто не знаю, куда себя деть! Я так его любил! Это такой необыкновенный попугай! Разве он не заслуживает того, чтобы жить с нами, у себя дома, вместо того чтобы развлекать покупателей? Но ведь жизнь — сложная штука…

Мы приехали. Я поблагодарила сеньора Висенте за рассказ и пожелала, чтобы Бонифацию надоели его фокусы с автосигналом и унитазом и он снова вернулся в симпатичную семью, членом которой он, в конце концов, является.

Универсамы, конечно, нужны, но это не самое веселое место на свете.

Артист по кличке Герцог

Стоял чудесный летний день. Я шла к пляжу по старинной улочке городка, где проводила свой отпуск. Мне хотелось полежать в дюнах и почитать. Но вдруг меня заставила остановиться странная процессия. В тележке, которую тянул ослик лежала очень маленькая лошадка, вся покрытая букетами цветов. За тележкой, по обе ее стороны, шли мальчик и девочка и несли венок из бумажных роз. Следом за ними — женщина, мужчина в темном костюме и еще много детей. В конце процессии одиноко брел человек в бумазейных брюках. Похоже, он был чужой и для людей, и для самого городка. Наверное поэтому дети иногда на него оглядывались.

Вместо того чтобы идти на пляж, я пристроилась к странной процессии и пошла рядом с человеком в бумазейных брюках, который не обратил на меня никакого внимания. Он шел и глядел прямо перед собой, точно шофер за рулем автомобиля. Я хотела было спросить у него, что за мертвую лошадку везут в тележке, но, видя его задумчивость, не осмелилась.

Теперь дети оборачивались на меня: кто такая? Я хотела им улыбнуться — пусть не считают меня противной втирушей, но можно ли смеяться на похоронах? Про себя я подумала что, верно, мы идем на кладбище. Но где вы видали кладбище для лошадей? Разве что в Америке, где есть, говорят, престранные вещи, вроде больницы для кошек или яслей для собак. Хотя, если вдуматься, что уж такого удивительного в кладбище для лошадей? Разве лошади — верные друзья и помощники человека — не заслужили того, чтобы их хоронили по всем правилам? Конечно, заслужили, и нечему тут удивляться. Правда, пройдет немало лет, прежде чем мы заведем у себя такую роскошь: слишком много у нас, португальцев, забот куда более серьезных.

Пока я так размышляла, — ведь когда идешь молча, всегда о чем-нибудь размышляешь, — мы дошли до сосновой рощи. Верхушки темных и стройных стволов уходили высоко в голубое небо. Вокруг ярко зеленели папоротники, кое-где виднелись красноватые пятна цветущего вереска. Процессия остановилась возле глубокой ямы под сосною.

— Эта могила для Герцога, — вдруг произнес человек в бумазейных брюках.

Я удивилась, потому что не ожидала, что он заговорит со мною.

— Герцог — это мертвый пони на тележке, — пояснил человек.

— Он ваш? — спросила я.

— Нет, давно не мой.

— Вы отдали его этим детям?

— Продал.

При этом в глазах у него мелькнула такая мука, словно он вспомнил об очень дурном поступке, в котором теперь глубоко раскаивался. Я хотела было расспросить его, но он уже отошел к тележке, с которой мужчина вместе с мальчиком снимали мертвую лошадку.

— Можно, я помогу? — робко спросил он.

— Спасибо, не беспокойтесь, — суховато ответил ему мужчина.

Человек не настаивал, а когда пони уже лежал на земле, погладил его по шерстке и поцеловал в голову.

Цветы рассыпались по земле, и дети собрали их в холмик. Потом мальчик произнес прощальную речь, и пони опустили на дно ямы. Он лежал так мирно, как будто спал.

— Прощай, Герцог! Мне будет тебя очень недоставать, — прошептал человек в бумазейных брюках.