— Еще бы, — сказал я довольно натянуто. — По-моему, ему неслыханно повезло.
— Нет, Дэн. Это мне повезло. Надеюсь, что сейчас, пока мы говорим, рентгеновский снимок миссис Поттер окажется хорошим. Джерри замечательно над ней потрудился. Но всегда волнуется.
— Передай ему привет, — сказал я.
— Передам. Знаешь, Дэн, он хорошо к тебе относится. Очень хорошо. Кстати, как твой бурсит? Придумали новое лечение — он велел спросить тебя…
— Спасибо, — сказал я. — Все рассосалось.
— Слава богу. Но пора бежать. Когда приезжаешь из пригорода, непременно надо за покупками. Передай Лайзе привет, жаль, что я ее не застала. Ее ведь нет?
— Нет. Она огорчится, что разминулась с тобой… не останешься до коктейля? Она обычно возвращается к этому времени.
— Очень заманчиво, но не могу. Джерри-младший потерял одну черепаху, надо купить ему взамен. Не знаешь, где тут хороший зоомагазин? Хотя могу у Блумингдейла — мне все равно за покупками.
— Хороший есть на Лексингтон авеню, пройти два квартала. Но раз ты собралась к Блумингдейлу… Что ж, до свидания, Салли. Счастливо.
— Счастливо, Дэн, до свиданья. И не будем огорчаться.
— Не будем. — Мы пожали друг другу руки.
Провожать ее на улицу не имело смысла, кроме того, мне надо было позвонить в контору. Но прежде чем позвонить, я выглянул в окно — Салли как раз садилась в такси. Когда человек не знает, что ты на него смотришь, он выглядит как-то по-другому. Я представлял себе, какой ее видят остальные: уже не молодая, не та Салли, на которой я женился, и даже не та, с которой мы беседовали всю ночь в остывшем доме. Милая замужняя женщина, которая живет в Монтклере, жена врача; милая женщина приехала за покупками в новой весенней шляпке, с проездным билетом в сумочке. У нее была беда в жизни, но она справилась. И перед тем как уехать на поезде, она сядет на станции на высокий табурет и выпьет содовой с мороженым и шоколадом — а может быть, теперь она туда не заходит. В сумочке у нее полно вещиц, но я не знаю, каких именно, и от каких замков у нее ключи. А если она будет умирать, меня вызовут, потому что таков этикет. То же самое, если умирать буду я. У нас что-то было, и мы потеряли, как она выразилась, — и осталось только это.
Теперь она — просто милая миссис Макконеги. Но только не для меня. И все же к прошлому вернуться нельзя. Даже в Медоуфилд нельзя вернуться — наш дом снесли, а построили многоквартирный.
Вот почему мне хотелось с тобой поговорить. Я не жалуюсь, и я не из тех, у кого шалят нервы. Я просто хочу понять… хочу разобраться. И порой это вертится, вертится в голове. Ведь хочется что-то сказать детям, особенно когда они подрастают. Да, я знаю, что мы им скажем. Но достаточно ли этого?
Когда у нас гостят Бад и Барбара, живем мы, в общем, дружно. Особенно с Барбарой — она очень тактичная и обожает близнецов. Теперь они подросли, и стало как-то легче. И все же время от времени происходит что-то такое, отчего задумываешься. Прошлым летом я взял Барбару с собой на яхте. Ей шестнадцать, и она очень славная девочка — не потому, что она моя дочь. В этом возрасте дети часто бывают колючими, а она — нет.
Ну, мы разговаривали, и, естественно, хочется знать, какие у твоего ребенка планы. Бад решил, что станет врачом, как Макконеги, и я не имею ничего против. Я спросил у Барбары, собирается ли она приобрести профессию, а она сказала, что, пожалуй, нет.
— В колледж-то я пойду, — сказала она, — и, может быть, несколько лет поработаю, ну, как мама в свое время. Но никаких особых талантов у меня нет. Я могла бы себя обманывать, папа, но не хочу. Мое дело, наверно, быть женщиной — дом, дети.
— Ну что ж, по-моему, правильно, — сказал я с весьма отеческим чувством.
— Да, — ответила она. — Я люблю детей. Знаешь, я, наверно, выйду замуж пораньше — для опыта. С первого раза может не получиться, но кое-чему научишься. А со временем найдешь того, с кем можно связать жизнь.
— Так вот как теперь у современных молодых женщин? — сказал я.
— Ну конечно. Почти все девочки так считают — мы обсуждали в школе. Конечно, иногда это получается совсем не скоро. Как у мамы Элен Гастингс. В прошлом году она вышла замуж в четвертый раз — но какой же он симпатичный! Когда я была у Элен в гостях, он всех нас повел на утренник — мы просто помирали. Он, конечно, граф, и у него потрясающий акцент. Не знаю, хотела ли бы я за графа — но забавно, наверно, когда у тебя на носовых платках маленькие короны, как у мамы Элен. Что с тобой, папа? Ты шокирован?
— Не льстите себе, мадемуазель. Меня пытались шокировать профессионалы, — сказал я. — Нет, я просто задумался. Что, если бы… если бы мы с твоей мамой не разошлись? Как бы тогда ты на это смотрела?
— Но вы ведь разошлись, правда? — сказала она без всякой обиды, совершенно спокойно. — Понимаешь, теперь почти все расходятся. Не волнуйся, папа. Мы с Бадом все понимаем — боже мой, мы уже большие! Конечно, если бы вы жили с мамой, — с готовностью согласилась она, — я думаю, это было бы очень мило. Но тогда у нас не было бы Мака, он знаешь какой симпатичный? — а у тебя не было бы Лайзы и близнецов. И потом, ведь все у нас устроилось? Нет, конечно, я совсем не против, чтобы получилось с первого раза, если будет не очень нудно и мрачно. Но надо смотреть на жизнь трезво, ты же понимаешь?
