Рассказы - [21]

В числе моих находок был хорошо сохранившийся барельеф с изображением солнечной системы. Конечно, это не первое открытие такого рода — как вы знаете, астрономические мотивы часто встречаются и а собственно марсианском искусстве, и в искусстве «культуры X». Но здесь рядом с несколькими планетами, включая Марс и Меркурий, были проставлены какие-то непонятные значки. По-моему, эти символы как-то связаны с историей «культур X». И, что всего любопытнее, особое внимание почему-то обращено на маленький Юпитер Пять, чуть ли не самый неприметный из спутников Юпитера. Я убеждён, что именно там можно найти ключ ко всей проблеме «культуры Х», — вот почему я и лечу туда.

Помнится, тогда рассказ профессоре не произвёл на нас с Биллом большого впечатления. Допустим, представители «культуры X» побывали на «Пятёрке» и даже почему-то оставили там свои изделия. Конечно, было вы интересно раскопать их, но вряд ли они окажутся такими важными, как думает профессор. Вероятно, он был разочарован тем, как мало восторга мы проявили. Но он был сам виноват, потому что мы в этом вскоре убедились — всё ещё кое-что таил от нас.

Примерно через неделю мы высадились на Ганимеде, крупнейшем спутнике Юпитера и единственном, на котором есть постоянная база-обсерватория и геофизическая станция с полусотней сотрудников. Все они были рады гостям, но мы задержались ненадолго, только для заправки, профессору не терпелось лететь дальше. Естественно, всех заинтересовало, почему мы направляемся именно на «Пятёрку», но профессор хранил молчание, а мы не смели его нарушить — он не спускал с нас глаз.

Ганимед, между прочим, очень интересное место, и на обратном пути нам удалось поближе с ним познакомиться. Но я обещал статью о нём другому журналу, так что не буду распространяться здесь. (Постарайтесь не пропустить очередного номера «Национального астрографического журнала».) Прыжок с Ганимеда на «Пятёрку» занял чуть больше полутора дней. Было немного жутко наблюдать, как Юпитер растёт с каждым часом, грозя заполнить всё небо. Я мало смыслю в астрономии, но меня не покидала мысль о чудовищном гравитационном поле, в которое мы падали. Мало ли что может случиться! Скажем, горючее кончится, и мы не сумеем вернуться на Ганимед, а то и упадём на Юпитер.

Хотел бы я описать это зрелище: вращающийся перед нами колоссальный шар, опоясанный полосами свирепых бурь… Откровенно говоря, я даже попытался, но мои друзья литераторы, читавшие рукопись, посоветовали мне выбросить этот кусок, (Они надавали мне ещё кучу советов, которые я решил не принимать всерьёз, иначе этот рассказ вообще не увидел бы света.) К счастью, теперь опубликовано столько цветных «портретов» Юпитера, что вы не могли их не видеть. Возможно, вам попался и тот снимок, который был причиной всех наших неприятностей. (Дальше вам всё будет ясно.) Наконец Юпитер перестал расти; мы вышли на орбиту «Пятёрки», вот-вот — и мы догоним крохотную луну, стремительно обращавшуюся вокруг своей планеты. Все мы втиснулись в рубку, чтобы как можно раньше увидеть цель, — во всяком случае, все, кому хватало места. Мы с Биллом стояли у входа, пытаясь хоть что-то разглядеть через головы остальных. Кингсли Сирл, наш пилот, сидел в своём кресле, как всегда невозмутимый, инженер Эрик Фултон задумчиво жевал ус, глядя на топливомер, а Тони Грувс колдовал над своими таблицами.

Профессор словно прирос к окуляру телеперископа. Вдруг он вздрогнул и тихо ахнул. Потом молча кивнул Сирлу и уступил ему место у окуляра. Та же картина. Сирла сменил Фултон. Когда вздрогнул и Грувс, нам это надоело, мы протиснулись к окуляру и после короткого боя овладели им.

Не знаю, что именно я рассчитывал увидеть, во всяком случае, я был разочарован. В пространстве перед нами висела неполная луна, её ночной сектор едва просматривался в отражённом свете Юпитера. И всё.

Но вот мои глаза, как это бывает, когда достаточно долго смотришь в телескоп, навали различать детали. Поверхность спутника покрывали тонкие пересекающиеся линии, и вдруг я уловил в них определённую закономерность. Да-да, эти линии образовали геометрически правильную сетку, совеем как параллели и меридианы на земном глобусе. Вероятно, я тоже присвистнул от удивления, потому что Билл оттёр меня и сам прильнул к окуляру.

До чего же самодовольней вид был у профессора Форстера, когда мы засыпали его вопросами.

— Конечно, — объяснил он, — для меня это не такая неожиданность, как для вас. Помимо барельефа, найденного на Меркурии, я располагал ещё и другими данными. В обсерватории на Ганимеде работает один мой друг — я посвятил его в свою тайну, и последние несколько недель он основательно потрудился для меня. Человек посторонний удивился бы, как мало обсерватория занималась спутниками. Самые мощные приборы наведена на внегалактические туманности, а остальные — на Юпитер и только на Юпитер.

Что касается «Пятёрки», то сотрудники обсерватории измерили её диаметр и сделали несколько общих снимков, чем дело и ограничилось. Снимки вышли недостаточно чёткие и не выявили линий, которые мы с вами сейчас видели, не то, конечно, этим вопросом занялись бы раньше. Стоило мне попросить моего друга Лоутона навести на «Пятёрку» стосантиметровый рефлектор, как он их сразу обнаружил. Кроме того, он отметил одну вещь, на которую давно следовало бы обратить внимание. Диаметр «Пятёрки» — всего тридцать километров, но яркость никак не соответствует таким малым размерам. Когда сравниваешь её отражательную способность или альдеб… аль…