Рассказы канадских писателей - [11]

— А что как нету больше Плетеной Женщины? — спрашиваю. — Ведь духи тоже старятся или на покой уходят в свой город.

— Ты попусту языком-то не мели! — обрывает меня Этта.

Вот под вечер велит она мне пойти и кое-что передать Бидилии Койот.

— На Флоренс полагаться нельзя, — говорит Этта. — Во-первых, умом не богата, а во-вторых, сейчас она не в себе, мучается.

И вот Бидилия отправляется на станцию обслуживания и звонит оттуда Уэйду Гэскеллу.

— Меня Флоренс просила позвонить, — говорит. — Хочет тебя видеть.

Наверно, тот спрашивает, почему, мол, сама не позвонила.

— Так ты ж, мерзавец, ей челюсть набок свернул! — орет в трубку Бидилия. — Флоренс говорить не может, пишет на бумажке. Все равно тебя любит. И кто ее знает, за что? А еще просит передать, что не все тебе рассказала, про что уж там, не знаю, только хочет, чтоб ты немедленно приехал. Она в хижине у Волчонка. Как на горку заедешь, последняя справа.

Тут Уэйд, видно, снова заартачился.

— Ну, как знаешь! Мне сказали — я передаю. А если трусишь, как последний сукин сын, в резервацию показываться, то шут с тобой.

Еще ей Уэйд чего-то говорит.

— Сказано: мне-то что, приедешь ты или нет и кого с собой привезешь. Флоренс говорит: что-то важное сообщить тебе надо.

И Бидилия вешает трубку.

— Явится, куда он денется! — смеется она. — Этот трус звереет, когда его трусом обзывают.

На горку, где стоят наши хижины, с ревом выбрасывая клубы пыли по обе стороны, въезжает машина. Правит Уэйд, рядом сидит его дружок Клет Айверсон, а из окошка кабины торчит дробовик. Клет примерно одногодок Уэйда, только длинный, тощий, рыжий, и мордочка у него какая-то лисья, и вся как есть в прыщах.

Вылезает Уэйд из машины, и дробовик у него наготове. Оглядывается по сторонам, все осматривает. Тут отворяется дверь хижины Волчонка, Уэйд с Клетом оба туда уставились, а я — хоп! — из высокой травы и за их машиной спрятался. Из хижины появляется Бидилия Койот в красном платье, которое Сейди как-то одна белая женщина отдала. А платье такое, что у Бидилии в нем вся грудь наружу. Не помню, чтоб она его когда до этого надевала.

— А ну-ка, — говорит Бидилия, — убирай свою пушку! — И рукой отклоняет дуло маленько в сторону, словно перед ней не ружье, а какая-нибудь щетка половая. — Флоренс лежит, не встает, — продолжает Бидилия. — Здорово ты ее отделал. Видать, и впрямь малый не промах! Понятно, почему Флоренс без ума от тебя. — Тут Бидилия поворачивается — и обратно в хижину, виляя задом прямо у Уэйда перед носом. Тот опускает ружье — и в хижину вслед за Бидилией.

Тут я, буквально по воздуху ступая, раз — и в машину, и приставляю свое ружьецо дулом прямо к уху Клета Айверсона. Тот подскакивает как ошпаренный, и дробовик у него бабахает в белый снег.

— Не убивай! Не убивай! — шепчет, а дробовик в окошко кидает. Руки кладет на приборный щиток перед собой, сам с меня глаз не сводит, а рот у него — клац! — захлопывается, как багажный шкафчик на автостанции.

В хижине Карга Этта с Бидилией связывают Уэйда, как вяжут проигравшего в соревнованиях ковбоя. Точно так же мы связываем Клета и приступаем к изготовлению ритуальных сумочек, помогаем Этте принять необходимый для ритуала вид: проще говоря, вымазать краской лицо, надеть расшитые бисером гетры и сверху донизу к рукавам прицепить лисьи хвосты.

И все идем на луг, что километрах в трех от хижины, там развешиваем ритуальные сумки по деревьям, которые растут вокруг, и сумки торчат среди разлапистых ветвей, как маленькие птичьи гнезда. Еще мы набираем много-много полевых цветов и разбрасываем их внутри круга, который Этта очертила в ложбинке.

Мы ужасно рады, что нам попался Клет Айверсон, потому что Уэйда заставить позвонить было бы не так легко. А Клет со страха побелел еще пуще и соглашается на все, думает, тогда его не убьют. Он названивал каждые четверть часа и довольно долго, примерно до девяти, пока не напал на констебля Кретьена.

— Я из резервации звоню, — говорит. — Уэйд там с индейцами, которые его брата убили. Он на них дробовик наставил, просит, чтоб вы побыстрей приехали. Я бегу на подмогу, а вас, когда приедете, один индеец надежный встретит в том месте, где труба под дорогой, он и покажет, куда дальше ехать.

Мы с Бидилией написали Клету все это на клочке бумаги. И хоть читал он, прямо скажем, не слишком уверенно, такой умник, как Кретьен, все равно ничего не заподозрил.

Увидев подъезжавшую полицейскую машину, я замахал рукой и с радостью отметил про себя, что констебль Кретьен явился один. Сел я к нему и сказал, чтоб ехал прямо к лугу. Всю дорогу он меня забрасывал расспросами, но я ему только: «Белый дал пять долларов, чтоб я встречал. Куплю горючего, весело будет! Добренький буду, пьяненький!» И улыбался ему дурацкой такой улыбкой — уж это я умею!

Чуть-чуть мы до того луга не доехали, останавливает констебль Кретьен машину на холме и включает фары, разглядеть, что там внизу в темноте да в тумане.

Шел констебль Кретьен вперед осторожно, со вскинутой винтовкой. А Фрэнк Заборный Столб, тоже с ружьем, на всякий случай спрятался в сторонке, в густой траве. Он, видно, не меньше моего перетрусил.