Рассказы из сборника «Magic barrel» - [12]

Он начал разговор официально:

— Благодарю вас за ваше милое письмо. Я так стремился вас увидеть.

Она обернулась к палаццо:

— Мои родные ушли. Они уехали на свадьбу, на другой остров. Можно мне показать вам наш дворец?

Ее слова и обрадовали и огорчили его. Он сам в эту минуту не испытывал желания встретиться с ее семейством. Но если бы его представили, это был бы хороший знак.

Они прошли по саду, потом Изабелла взяла Фримена за руку и провела сквозь тяжелые двери в огромный дворец стиля рококо.

— Что бы вам хотелось осмотреть?

И хотя он уже поверхностно осматривал два этажа, ему захотелось, чтобы она сама — в такой близости провела его по дворцу.

— Все, что вам будет угодно.

Сначала она показала ему комнату, где ночевал Наполеон.

— По правде говори, тут спал не сам Наполеон, — объяснила Изабелла. — Он ночевал на Изола Белла. Возможно, что здесь был его брат Жозеф, а может быть, Полина с каким-нибудь возлюбленным. Никто точно не знает.

— Значит, все это обман?

— Мы часто притворствуем, — сказала она. — Страна у нас бедная.

Они вошли в главную картинную галерею. Изабелла показывала картины Тициана, Тинторетто, Беллини, и Фримен только ахал, но у выхода она обернулась к нему со смущенной улыбкой и сказала, что большая часть картин в галерее — копии.

— Копии? — Фримен был шокирован.

— Да, хотя тут есть неплохие оригиналы ломбардской школы.

— А все Тицианы — копии?

— Все.

Это его немного расстроило.

— А как скульптуры? Тоже копии?

— По большей части, да.

Он помрачнел.

— Что с вами?

— Как это я не смог отличить копии от оригиналов?

— Что вы, многие копии исключительно хороши, — сказала Изабелла. — Нужно быть экспертом, чтобы их отличить.

— Да, многому мне еще надо учиться, — сказал Фримен.

Но тут она взяла его руку, и ему стало легче.

— Зато гобелены, — сказала она, проводя его по длинной галерее, увешанной вышитыми коврами, темневшими в заходящем солнце, — зато они все настоящие и очень ценные.

Однако на Фримена они впечатления не произвели: длинные, от пола до потолка, синевато-зеленые ткани с пасторальными сценами — олени, единороги и тигры резвились в лесу, впрочем, на одном гобелене тигр убивал единорога. Изабелла быстро прошла мимо них и ввела Фримена в комнату, где он раньше не был: тут на гобеленах изображались сцены из дантова ада. Они остановились перед изображением извивающегося тела прокаженного, покрытого страшными язвами, он рвал их ногтями, но зуд вовеки не прекращался.

— А за что ему такое наказание? — спросил Фримен.

— Он солгал, что умеет летать.

— И за это человек попадает в ад?

Она ничего не ответила. Галерея стала темнеть, мрачнеть, и они вышли.

В саду, у самого озера, где стоял на якоре плот, они смотрели, как вода меняла цвет. Изабелла мало говорила о себе — она часто задумывалась, а Фримен, поглощенный мыслями о будущих осложнениях, тоже больше молчал, хотя сердце его было переполнено. Когда стало совсем темно и взошла луна, Изабелла сказала, что она сейчас придет, и скрылась за кустами. И вдруг перед Фрименом мелькнуло неожиданное видение — она, совсем нагая, но не успел он взглянуть на ее ослепительную спину, как она уже плыла по озеру к плоту. Перепуганно соображая, доплывет ли он или утонет, Фримен, желая увидеть ее поближе (она сидела на плоту, подставляя грудь лунному свету), быстро разделся за кустом, где лежали ее воздушные вещички, и сошел по каменным ступенькам в теплую воду. Он плыл неловкими бросками, с ненавистью думая, каким он предстанет перед ней — слегка покалеченный Аполлон Бельведерский. А кроме того, ему мерещилось, что он сейчас утонет на двенадцатифутовой глубине. А вдруг ей придется спасать его? Но без риска ничего не добьешься, он продолжал плыть и доплыл до плота, не задохнувшись, — как всегда, он слишком беспокоился заранее, без особых на то причин.

Но, вылезая на плот, он, к своему огорчению, увидел, что Изабелла уже уплыла. Вот она мелькнула на берегу и скрылась за кустами. Полный мрачных мыслей, Фримен немного отдохнул, потом, чихнув два раза и решив, что уже схватил ужасный насморк, он прыгнул в воду и поплыл к берегу. Изабелла, уже одетая, ждала его с полотенцем. Она бросила полотенце Фримену, когда он подымался по ступенькам, и ушла, пока он вытирался и одевался. Когда он вышел из-за кустов в своем элегантном костюме, она предложила ему салями, сыр, хлеб и красное вино ка большом подносе, поданном из кухни. Фримен, рассерженный глупой гонкой, перестал злиться, выпив вина и чувствуя свежесть после купанья. Москиты еще не безобразничали, и он успел сказать ей, как он ее любит. Изабелла нежно поцеловала его, но тут появились Эрнесто и Джакоббе и отвезли его на лодке в Стрезу.

В понедельник утром Фримен не знал, куда ему деваться. Он проснулся, обуреваемый воспоминаниями страшной силы, то приятными, то тягостными, они грызли его, он грыз их. Он чувствовал, что надо было лучше использовать каждую минуту свидания, он не сказал ей и половины того, что хотел, — о себе, о том, как хорошо они смогут жить вместе. И он, жалея, что не мог быстрее доплыть к плоту, с волнением думал, что могло бы произойти, попади он туда вместе с ней. Но воспоминания остаются воспоминаниями — их можно только зачеркнуть, но изменить нельзя. С другой стороны, он был доволен и удивлен тем, чего он достиг: вечер с ней наедине, ее прекрасное тело, доверчиво и просто открывшееся ему, ее поцелуй, невысказанный обет любви. Желание жгло его до боли. Весь день он бесцельно бродил, мечтал о ней, глядя на блистающие в матовом озере острова. К ночи он совсем изнемог и лег спать, подавленный всем, что пришлось пережить.