Рассказы из далекого прошлого - [42]
Четвертый Карабиновскій гость держался въ сторонѣ отъ прочихъ. Онъ сидѣлъ въ углу залы, облокотившись рукой на столъ, и какъ бы погрузившись въ свои думы. Бѣлокурый, стройный, гибкій, съ тонкими чертами въ лицѣ, онъ ловилъ взглядъ того человѣка, съ которымъ бесѣдовалъ, съ улыбкой его слушалъ и съ улыбкой отвѣчалъ. А, между тѣмъ, бывшій графъ Завадскій, какъ говорятъ, состоялъ въ эпоху послѣдняго повстанья начальникомъ жандармовъ-вѣшателей и славился своею особенною жестокостью. Отбывъ срокъ каторги, онъ проживалъ въ Ушаковскѣ, занималъ приличную квартиру и утѣшалъ городское общество артистическою игрой на роялѣ. Кто слышалъ эту чудную игру, тотъ невольно удивлялся тому, что человѣческая натура можетъ совмѣстить нераздѣльно въ себѣ высшіе дары неба и отличительныя черты сатанинской природы.
Карабиновъ, не стѣсняясь гостей, перебиралъ струны гитары, и, молча, извлекалъ изъ нихъ задушевные аккорды. Онъ поднималъ глаза къ небу, какъ бы ища вдохновенія, или ловя что-то въ своей памяти. И вдругъ онъ запѣлъ. Тихій и замирающій голосъ заставилъ вздрогнуть слушателей и прекратить ихъ разговоры. Послышалась извѣстная арія изъ «Лоэнгрина»:
Звуки инструмента сливались съ чарующимъ пѣніемъ пѣвца, и уносили присутствующихъ къ тому далекому утерянному прошлому, которое столь ярко возникаетъ въ вообряженіи каждаго невольнаго сибирскаго жителя. Въ мигъ представилась Ульямишеву беззаботная малороссійская жизнь, проводимая въ роскошномъ собственномъ имѣніи. Онъ сидитъ на балконѣ рядомъ съ любимою женой, у ногъ его рѣзвятся маленькія дѣти. А кругомъ:
Ульямишевъ прикрылъ лицо правою рукой, и слеза медленно сползла на его сѣдѣющую бороду. Не легко сидѣлось и изстрадавшемуся декабристу. Онъ смутно припоминалъ, какъ вѣчно милое колыханіе синихъ волнъ широкой Камы, большое село, окруженное дубовымъ лѣсомъ, старика генерала, слушавшаго разсказы сына-моряка о заграничныхъ впечатлѣніяхъ, о новой планетѣ, открытой знаменитымъ Лапласомъ. И этотъ юный ученый морякъ былъ никто иной, какъ теперешній, никому не нужный Оглобишинъ, оканчивающій вѣкъ въ забытомъ читинскомъ захолустьѣ. Задумался также и польскій графъ. И у него были въ прошедшемъ не одни кинжалы, не одна революціонная борьба за «ойчизну». Сквозь сумракъ воспоминаній чудились ему беззаботные дни отрочества, златокудрая панна, величественные звуки органа въ родномъ костелѣ. Подъ наплывомъ жгучихъ мечтаній поднялись къ верху прекрасные глаза графа, и съ непримиримою ненавистью окинули все окружающее. Но, вотъ, тѣ же глаза постепенно приняли свой обыкновенный видъ, и кроткая улыбка вновь озарила красивое лицо польскаго изгнанника.
Николай Ѳеофилактовичъ только одинъ бодро выдерживалъ пѣніе своего давнишняго пріятеля. Правда, и ему представлялся его петербургскій департаментъ, споры съ сослуживцами на прогрессивныя темы, но тутъ мысль Акакія какъ-то перескочила къ Элли, къ Эдельману, къ послѣднему объясненію съ нимъ, и Костоломовъ очнулся отъ тревожившаго его кошмара. Оглянувъ новыхъ знакомцевъ, онъ радовался тому, что дѣйствительность гораздо лучше его прошедшаго, и что-то хотѣлъ заговорить. Но гитара уже перемѣнила свой торжественный тонъ; пѣвецъ снизошелъ со вдохновенной высоты и напропалую жарилъ:
Ульямишевъ вскочилъ съ мѣста и раздраженно воскликнулъ.
— Перестаньте, Карабиновъ! Какъ вамъ не стыдно такъ опошлять святыя минуты, которыя мы только что испытали.
Вячеславъ Павловичъ не допѣлъ романса и посмотрѣлъ удивленно на бывшаго полковника. Костоломовъ же не удержался, чтобы не замѣтить:
— Въ жизни добро и зло, прекрасное и безобразное идутъ объ руку другъ съ другомъ. Не мѣшайте намъ слушать новѣйшее произведеніе русскаго творчества.
Карабиновъ бросилъ гитару на софу и обратился къ Акакію съ словами:
— Вы правы. Прекрасное и безобразное уживаются вмѣстѣ. Я только что вчера объ этомъ говорилъ вашей супругѣ.
Присутствующіе переглянулись между собой.
Пѣніе уже не возобновилось. Между собесѣдниками возникъ разговоръ о томъ, насколько сибиряки, вообще, музыкальны?
Этотъ вопросъ диспутировалъ Оглобишинъ. Онъ изложилъ слѣдующее:
— Что такое сибирякъ? Это тотъ же американецъ, бросившій свою родину въ Европѣ и нашедшій ее въ другой части свѣта. Сибирякъ въ крови носитъ непріязнь къ тому, съ чѣмъ онъ насильственно разлучился. Въ Сибири онъ очутился въ борьбѣ съ суровою природой. Онъ долженъ былъ все завоевать самъ. Но войдите въ его положеніе. Начальство на него привыкло смотрѣть, какъ на дойную корову. Вслѣдствіе такого порядка сибиряку приходится работать на себя и на начальство. Понятно, что онъ ненавидитъ послѣднее, ненавидитъ и тѣхъ, кто назначаетъ къ нему его начальство. Вотъ, почему, коренной сибирякъ представляетъ типъ мрачный, скрытый, молчаливый. Ему не до пѣсенъ, а своихъ пѣсенъ у сибиряковъ нѣтъ. Сама природа лишаетъ человѣка голоса. Я не слыхалъ, чтобы птица въ Сибири пѣла. Здѣсь иногда поетъ россійскій солдатъ, услаждая воспоминаніями свою невеселую службу въ надзорѣ за колодниками. Поютъ арестанты, сочиняя злые сюжеты на острожную жизнь, а коренная Сибирь про себя таитъ свои пѣсни.
«Небольшой рассказ Г. Газданова „Воспоминание“, писал Г. Адамович представляет собой необычное соединение банально-искусственного, шаблонно-модернистического замысла с редким даром писать и описывать, со способностью находить слова, будто светящиеся или пахнущие, то сухие, то влажные, в каком-то бесшумном, эластическом сцеплении друг за другом следующие…». Тема анамнеза возникает в прозе Газданова неоднократно. Хотя здесь она представлена достаточно серьезно, рассказ все же является и весьма тонкой пародией на теософские теории. Впервые — Современные записки.
В рассказе нашли отклик обстоятельства жизни самого автора в начале Гражданской войны. Образ Молодого автобиографичен. Рассказ завершает своеобразную «криминальную трилогию», куда входят также «Повесть о трех неудачах» и «Рассказы о свободном времени». Впервые — Воля России. 1927. № 11/12. Печатается по этой публикации.
В сборник вошли произведения и отрывки из произведений Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, М.Е. Салтыкова-Щедрина, А.П. Чехова, И.А. Бунина, А.И. Куприна, Л.Н. Андреева, З.Н. Гиппиус, М.И. Цветаевой, В.В. Набокова и других. Читателю предлагается ознакомиться с лучшими образцами пасхальной прозы русской классической литературы, включая сюжетную художественную прозу, воспоминания, эссе.
Варлама Шаламова справедливо называют большим художником, автором глубокой психологической и философской прозы. Написанное Шаламовым – это страшный документ эпохи, беспощадная правда о пройденных им кругах ада. В электронное издание вошли знаковые произведения, принесшие мировую славу автору публицистики о колымских буднях заключенных Дальлага. В книге публикуется вступительная статья Ирины Сиротинской «Правда Шаламова – на все времена». В II том издания вошли сборники: «Очерки преступного мира», «Воскрешение лиственницы», «Перчатка, или КР-2», «Анна Ивановна» (пьеса).
А. И. Эртель (1885–1908) — русский писатель-демократ, просветитель. В его лучшем романе «Гарденины» дана широкая картина жизни России восьмидесятых годов XIX века, показана смена крепостнической общественной формации капиталистическим укладом жизни, ломка нравственно-психологического мира людей переходной эпохи. «Неподражаемое, не встречаемое нигде достоинство этого романа, это удивительный по верности, красоте, разнообразию и силе народный язык. Такого языка не найдешь ни у новых, ни у старых писателей». Лев Толстой, 1908. «„Гарденины“ — один из лучших русских романов, написанных после эпохи великих романистов» Д.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.