Церемония проходила в похожем на часовню здании, которое, скорее всего, исполняло роль семи различных конференц-залов; так или иначе, на нем не было ни одной привлекающей внимание вывески, указывающей на религиозную принадлежность или вдохновляющие образы голливудской «страны грез». Старик завещал свои останки медицинской школе, так что им, по крайней мере, не придется ехать в Форест-Лаун[72]. Отойдя от машины, Адам заметил одного из племянников старика, Райана, который направлялся ко входу в сопровождении своей жены и взрослых детей. Старик проводил с ними не так много времени, но все же обзавелся их недавними снимками и показал их Адаму, чтобы того не застали врасплох.
Адам задержался и подождал, пока они не зайдут внутрь, прежде, чем пересечь внешний двор. Подходя к двери, он заметил на подставке рядом с трибуной большой портрет, на котором старик был изображен явно до того, как его тело захватил рак. В этот момент решимость Адама пошатнулась, но он собрался с духом и направился вперед.
Он вошел в зал, опустив голову, и выбрал место на ближайшей к трибуне незанятой скамейке, достаточно далеко от прохода, чтобы никому не пришлось протискиваться мимо него. Спустя примерно минуту место у прохода занял пожилой мужчина; Адам мельком взглянул на своего соседа, но тот показался ему незнакомым. Время он подобрал как нельзя лучше: приди он чуть позже, и его появление могло привлечь внимание, чуть раньше — и столкнулся бы с людьми, беспорядочно кружившими у входа. Так или иначе, никто не смог бы обвинить его в том, что он из кожи вон лез, лишь бы закатить здесь сцену.
Райан поднялся по ступеням на трибуну. Адам вперился глазами в спинку стоящей перед ним скамейки; он чувствовал себя, как застрявший в церкви ребенок, пусть даже и находился здесь исключительно по свой воле.
— Последний раз я видел дядю, — начал свою речь Райан, — почти десять лет тому назад, на похоронах его мужа Карлоса. До того момента мне всегда казалось, что именно Карлос займет это место, чтобы произнести прощальную речь, ведь с этой задачей он бы справился куда естественнее и красноречивее меня или кого бы то ни было еще.
Адам почувствовал, будто его грудь пробил товарный поезд, но его глаза были по-прежнему сосредоточены на выцветшем пятне лака. Он совершил ошибку, но просто уйти теперь было нельзя.
— Мой дядя был младшим ребенком Роберта и Софи Моррис, — продолжал Райан. — Он пережил своего брата Стивена, сестру Джоан и мою мать, Сару. И хотя мы не были с ним близки, мне приятно видеть, как много его друзей и коллег пришли сюда, чтобы выразить свое почтение. Я, конечно же, смотрел его шоу, но с другой стороны, мы все были его зрителями, разве нет? Я подумывал, не сделать ли нам что-то вроде нарезки из кадров его биографии, но знающие люди сказали мне, что организаторы Эмми планируют устроить памятный показ в его честь, и решил не соперничать с профессиональными ботами-монтажерами.
В ответ на последнюю фразу несколько человек тихо рассмеялись, и Адам почувствовал себя обязанным поднять голову и улыбнуться. Ни один из членов этой семьи не был чудовищем — какие бы планы они не строили на его счет. Просто у них была своя точка зрения на его взаимоотношения со стариком — обостренная заманчивым кушем в несколько миллионов долларов, хотя и при других обстоятельствах их мнение, скорее всего, бы не изменилось.
Речь Райана была лаконичной, но когда его место заняла Синтия Наварро, Адаму снова пришлось опустить взгляд на скамью. Он сомневался, что Синтия его узнает — все-таки она работала со стариком в другую эпоху — но в ее голосе было столько теплоты и горечи, что заглушить ее анекдоты было куда сложнее, чем заполнявшую некролог автоматическую мешанину записей из баз данных и искаженных цитат с вирусным эффектом. Напоследок Синтия рассказала про один случай, когда они всю ночь пытались спасти отснятые кадры с участием шести сотен актеров массовки после того, как Джемма Фримэн сломала ногу, и ее при помощи вертолета пришлось увозить с места съемок на носилках. Пока она говорила, Адам закрыл глаза и представил разбросанные по столу страницы сценария, испещренного комментариями, и лицо Синтии, которая не веря глазам таращилась на все более и более отчаянные правки ее друга.
— Но в итоге все закончилось хорошо, — подытожила она. — Сюжетный поворот, которого не предвидел никто из зрителей и благодаря которому третий сезон поднялся на совершенно новый уровень, обязан своим существованием маслу, пролившемуся из генератора, который оказался между трейлером мисс Фримэн и…
Поднявшийся смех прервал ее речь, и Адаму снова захотелось поднять глаза. Но прежде, чем радостный гомон затих, стоявший рядом с ним мужчина подошел ближе и шепотом спросил: «Ты меня помнишь?»
Адам повернулся, не смотря собеседнику прямо в глаза. — А должен? — Он говорил с акцентом, который выдавал в нем жителя восточного побережья, но сказать точнее было сложно, и даже если его голос и вызывал четкое ощущение дежавю, то же самое можно было сказать о закадровом голосе рекламных роликов или случайных разговорах, подслушанных в лифте.
