Рассказы и повести дореволюционных писателей Урала. Том 2 - [26]

— Фу-ты, черт!.. Вот привязался!.. Чего тебе? Отстань, сделай милость!..

— Барин, никак невозможно… пожалуйте, как хотите…

— Ах!.. Ну хорошо… Я сейчас, господа… куда?..

— За мной пожалуйте.

— Куда ты меня ведешь? К кому? — спрашивал Кленовский, спускаясь вниз по тропинке.

— Вон туды-с… сию секунду-с…

Сойдя с горы, Кленовский заметил поджидающего их человека в военной форме. "Каким образом здесь офицер? — мелькнуло у него в голове. — Откуда? Зачем?"

— Вы господин Кленовский? — вежливо, прикоснувшись к фуражке, обратился к нему военный.

— Да. Что вам угодно?

— Николай Николаевич?

— Да.

— Весьма рад, давно желал познакомиться, — задушевно и чрезвычайно просто сказал офицер и назвал свою должность и фамилию.

"Вот так клюква! Что это значит?" — подумал Кленовский, чувствуя неприятные мурашки по всему телу.

— Не беспокойте себя, — продолжал успокоительно офицер, — не тревожьтесь.

— Я не беспокоюсь, но в чем дело?

— Не угодно ли следовать за мной?

— Куда?

— О, пока весьма недалеко. Несколько шагов.

— Но что это значит? Зачем? Пока вы не объясните, я не тронусь с места.

— Очень жаль. Но к чему такое недоверие? Даю вам слово, что это необходимо.

— Я не пойду… Зачем? Кто вы такой? Что вам надо?..

— Маталасов! — позвал кого-то офицер, и тотчас же из кустов выступили три жандарма и молча обступили Кленовского. Кленовский постоял с минуту в нерешительности, пробормотал ругательство и, не сопротивляясь более, пошел с ними.

— Пожалуйста, будьте спокойны, — все так же вежливо и ласково говорил офицер, — дело обыкновенное-с… с молодыми людьми часто случается.

Через минуту они скрылись в тени кустов. Вскоре колокольчики залились веселым малиновым звоном и смолкли в лесу.

В тот же вечер столь же таинственно исчезли с пикника еще два студента и один гимназист, но отсутствия их никто не заметил. Веселье шло своим чередом. Была уже полночь. Луна стояла высоко. Костер догорал. У большинства мужчин головы кружились от вина. Языки развязались: теперь уже все чувствовали себя совершенно непринужденно. Подали шампанское, стали провозглашать тосты за науку, за генерала, за Россию, за процветание края, за уральскую горную промышленность. Кто-то из молодых инженеров предложил тост за народ, и он был встречен дружными аплодисментами и криками "ура".

VIII

К Конюхову среди шума несколько раз прокрадывался какой-то рыжий, невзрачный молодой человек, в коротеньком сюртучке, и таинственно докладывал ему о чем-то. Конюхов говорил с ним вполголоса, по обыкновению отвернувшись в сторону, что-то приказывал, и молодой человек так же незаметно исчезал.

— Ну? — спрашивала Анна Ивановна, озабоченная встревоженным видом мужа.

— Прозевали! — отвечал он, хмуря брови:- Захватили народищу тьму, а депутацию проморгали. Ищут теперь, дурачье, по всему лесу… ослы!..

— Какая досада!..

— Забрали сейчас одних болванов, да не тех… Жалоба должна быть у Барсукова, а его-то и нет… Подлецы!.. распугали народ, шуму наделали… кособокие!.. Вообще выходит безобразие!..

— Ну, ничего… не волнуйся… Бог даст, устроится…

— И это называется: негласно… тьфу!.. вот наши дурацкие порядки!.. До генерала дойдет — сущий скандал!

— Этого не может быть!.. А если бы и так, то что ж? Мы тут ни при чем, мало ли производится дознаний и прочее. Наше дело сторона.

Снова откуда-то вынырнул рыжий молодой человек и, почтительно переждав разговор, подошел к Конюхову.

— Осип Павлович вас просят, — доложил он:- туды-с.

— Хорошо, — сказал Конюхов и пошел за ним.

В укромном местечке их поджидал Осип Павлович, тучный, упитанный человек, с бритой головой и красным лицом, затянутый в мундир.

— Здравия желаю! — проговорил он хриплой октавой. — Многая лета!..

— Здравствуйте. Ну что?

— Слава богу… Готово-с

— А бумага?

— Готово-с.

— Дайте-ка мне.

— Невозможно. Она там… приобщена к делу.

— Но мне нужно непременно. Что написано? Кто писал?

— Писали господин Кленовский.

— Как?!

— Студент-с, а не господин лесничий, конечно-с.

— Ага!.. Вот мерзавец!.. Я так и знал.

— Уже и они… ау! До свиданья!..

— Когда? Что вы толкуете! Я сейчас его видел.

— Никак нет-с… ау-с!.. изъяты из обращения.

— Туда и дорога!.. А жалоба мне нужна…

— Да вы не беспокойтесь, Петр Саввич: она приобщится к делу и дальше не пойдет, а другой, надеюсь, не напишут… Нет, уж теперь погодят… Если угодно, я копию сниму.

— Пожалуйста.

— С полным удовольствием. Имею честь кланяться. Многая лета!..

Конюхов вернулся к обществу, все такой же деревянный, но проницательная Анна Ивановна заметила, что настроение его изменилось.

— Ну, что? — спросила она шепотом.

— Все хорошо. Накрыли.

— Видишь, я говорила. Слава богу.

Молодежь между тем снова образовала хор. Мало-помалу к ним присоединились и старшие. Ожегов, по-мужицки схватившись за голову, пел с большим чувством. Пел Веретенников, пели инженеры, и песня всех хватала за сердце, будя золотые воспоминания о минувшей студенческой жизни. Даже Конюхов, вытянувшись, как жердь, подтягивал козлиным тенорком:

Волга! Волга! Весной многоводной

Ты не так заливаешь поля,

Как великою скорбью народной

Переполнилась наша земля…

Когда запели "Забытую полосу" и дошли до куплета: "и шагает он в синюю даль", то всем до слез стало жаль неизвестного пахаря, идущего по Владимирке "за широкий, за вольный размах" и вспоминающего свою заброшенную полоску.