Рассказы и очерки С. Вахновской - [3]
Из пяти произведений, напечатанных в книжке г-жи Вахновской, «Три женщины» и «Воспоминания лекаря» – самые длинные и скучные. Сцена «Лучше умная хула, чем глупая хвала» – коротка, но совершенно бесцветна. У графини-вдовы есть два жениха – один бедный и угодливый, а другой богатый и брюзгливый; она отказывает бедняку, который ей льстит, а выходит за богатого, который бранит ее. Это и называется: «Лучше умная хула, чем глупая хвала»; можно бы назвать ее так: «Богатым все позволяется».
О рассказе «И ум не спасет старого человека» умолчим, так как его пошлость может выставить в очень невыгодном свете талант г-жи Вахновской.
Но зато пятый и последний рассказ нас очень утешил!.. Читатель уж ждет, что мы скажем: «тем, что он последний». Но эта острота слишком стара, и мы не повторим ее. Да притом же рассказ и независимо от этого обстоятельства имеет действительные достоинства. Ведется он от лица молодого человека, называется «Современные толки» и изображает, как толкуют в гостиных и на дворянских выборах – об освобождении крестьян (или, как г-жа Вахновская выражается, – об эмансипации). Чтобы познакомить читателей собственно с литературной стороной таланта г-жи Вахновской, которой мы до сих пор не касались, – мы приведем несколько коротеньких отрывков из этого небольшого рассказа.
Сначала молодой человек изображает, что он слышал в гостиных, и описывает один вечер у графини П., в Ф… губернии (стр. 272):
Все наперерыв толковали об эмансипации, кто за, кто против – дамы не уступали мужчинам и оказывались самыми ревностными поборницами в поддержке крестьянских прав. Молодые люди повторяли общие места из общего газетного репертуара. Старики качали головой и потихоньку замечали, «что жили мы, дескать, до сих пор и без эмансипации, и жили хорошо и привольно, а теперь по миру пустят». Один барин лет сорока пяти, с взъерошенными волосами и слезливыми глазами, ходил от одного к другому, всех задирал, и когда ему удавалось обратить на себя чье-нибудь внимание, начинал постоянно свою речь одной и той же фразой:
– Я все удивляюсь одному: – общему спокойствию… Nous marchons sur un volcan,[1] и никто этого не замечает, никто не подумает об этом…
– Monsieur est alarmiste,[2] – сказал, ухмыляясь, тоненький блондин с лорнетом, – но дело в том, – прибавил он, принимая важный вид, – что всякий просвещенный дворянин должен радоваться, что нам дано наконец средство, что представляется случай – сбросить с себя варварство и оправдаться перед образованной Европой.
Отпустив эту фразу, молодой человек самодовольным взглядом окинул все общество, но не нашел себе ответа… Артемий Богданович отправился дальше… И скоро послышалась в том конце гостиной обычная фраза: «Я удивляюсь одному, удивляюсь общему спокойствию, quand nous marchons sur un volcan»[3]. Но на этот раз он обращался к дамам – его встретили насмешливыми улыбками… дамы всегда очень храбры пред мнимой опасностию…
Затем еще пересказывается разговор молодого человека с одним почтенным господином перед выборами. Молодой человек, между прочим, спрашивает: «Неужели бывают личные причины на искание депутатского звания?» И вот что отвечает ему почтенный господин (стр. 279):
– А вы что думаете? – Неужели вы полагаете, что двигателем тут один национальный вопрос?.. Вот этот барин с бородой и лорнетом, которого голос раздается над всеми другими, имеет самое высокое мнение о своих ораторских способностях и надеется иметь случай, если его выберут, выказать свое красноречие, но он имеет не много партизанов, потому что мало кто любит слушать; – вот этот смирный господин, который все время молча сидит в углу, услышал, что депутатам дают 150 руб. жалованья в месяц, а при маленьком состоянии – это большая помощь… в других уездах есть богачи, которые желают из себя делать фигуру, иметь открытый дом в городе, а депутатство по крайней мере – уважительный предлог…
Самые выборы описываются молодым человеком очень живо, с юмором очень метким и в тоне несколько различном от экзальтированных, приторных возгласов наших либеральных публицистов. По словам молодого человека, первое собрание было очень серьезно: все хлопотали за себя или за своих кандидатов, употребляли замысловатые маневры, чтобы привлечь к себе партию, и пр. На втором совещании было уже нечто другое.
На следующий день, когда дворяне собрались для второго совещания, я заметил другое настроение духа. Они казались как бы утомленными после серьезных вопросов, о которых спорили накануне, и, вероятно, чувствовали потребность отдохнуть от них. Заговорили об
