Рассказы художника-гравера - [3]
Фаворский — русский художник, и русские художественные традиции сыграли наиболее активную роль в формировании его искусства. Прежде всего это древнерусское искусство и его вершина — Андрей Рублев, «…был увлечен русской, древней живописью, — говорит он, — и считаю это искусство для меня самым интересным. Оно является прямым продолжением великого греческого искусства и в то же время несет национальные русские черты».
Восхищается Фаворский и искусством Александра Иванова. Для него Александр Иванов является связующим звеном между древнерусским и современным искусством. По словам Фаворского, «он как бы утвердил, что наше искусство, стремящееся к новому, родом из Древней Греции».
Любил и ценил Фаворский Врубеля, особенно его рисунки, и таких своих современников, как К. Петров-Водкин, Н. Крымов, Павел Кузнецов, Л. Бруни, К. Истомин.
Всякий, кто сколько-нибудь понимает Фаворского, почувствует, что любимым его писателем должен быть Пушкин. Так это и есть. Фаворский написал для музея Пушкина такие строки: «Какое счастье, что Россия имеет Пушкина. Его существо чрезвычайно солнечно. В то же время его чувства и мысли человеческие, не необычайные. Только необычны чистотой и высотой, и поэтому мы можем к ним приобщиться. В то же время его произведения по темам оригинальны. И „Скупой рыцарь“, и „Пир во время чумы“, и „Медный всадник“, и другие. Как же страшно иллюстрировать его! Но помогает его строгость и определенность».
Любовь к русскому народу, русской природе, русской литературе и искусству, проникновение в самые глубины русской жизни позволили Фаворскому сделать иллюстрации к «Слову о полку Игореве», к произведениям Пушкина, Толстого, Гоголя, Крылова, создать психологически правдивый портрет Достоевского, портреты великих полководцев-патриотов Дмитрия Донского, Александра Невского, Пожарского и Кутузова.
Свою любовь к России Фаворский старался передать и взрослым и детям. Для детей он сделал рисунки к книге Наталии Кончаловской «Наша древняя столица». Книга эта — целая энциклопедия русской жизни в старину, ее истории, быта, культуры. Рисунки наполнены жизнью: восстают против непосильного гнета крестьяне, бунтуют и рубятся не на жизнь, а на смерть под водительством Степана Разина и Болотникова, а в тяжелую годину эти же крестьяне грудью защищают Москву от поляков, едут обозы, трудятся ремесленники, строители, торгуют на рынках, справляют свадьбы. Рисунки насыщены движением огромных толп народа, стуком мечей, лошадиным ржанием, криками сражающихся, и все это изображено с той непосредственностью, какая бывает разве только в рисунках самих детей, не боящихся никаких художественных трудностей.
А в гравюрах к книгам Льва Толстого, Михаила Пришвина воплотилась любовь Фаворского к природе, к лету и зиме, к полю и лесу, изощренная его наблюдательность. Вот простой пень, окруженный травою. Тысячи раз все мы проходили около него, искали под ним грибы, и никому, вероятно, не приходило в голову, что этот пень может послужить сюжетом произведения искусства. Однако Пришвин увидел в нем возможности для создания поэтичного рассказа, а вслед за ним Фаворский сделал чудесную гравюру, которую, в свою очередь, можно сравнить с каким-нибудь лирическим стихотворением Тютчева о русской природе. Так мог сделать только наблюдатель с необычайно точным глазом. Вот как Фаворский словесно характеризует самые обычные наши деревья:
«Хотя бы береза. Она, по-нашему, стройна, в ней есть что-то женское с ее тонким стволом, с ее развесистой кроной, с висящими гирляндами ее веток. Не то это косы, не то платье. А пока нам кажется, что нигде на свете нет такого красивого дерева, с такой чудной корой.
А дуб! Особенно когда он вырос на поляне и ему не мешали другие деревья. Какой он могучий и мужественный, какой у него ствол, какие могучие ветки, какая вырезная листва! Он напоминает нам древних богатырей.
А елка, если взглянуть повнимательнее, то откроется, что она очень удивительное дерево. Она устремляется вверх, как башня, как пагода со своими этажами веток, и в то же время у нее есть широкие мохнатые лапы, образующие внизу дом и протягивающиеся к нам точно руки, здоровающиеся с нами». Прочтешь это описание и думаешь, что и писатель мог бы получиться из Фаворского замечательный.
Много сил и таланта отдал Фаворский изображению русской жизни, русской природы, иллюстрированию русских писателей, но ему совершенно чужда национальная ограниченность. Он с глубоким уважением относился к культуре всех народов, к их национальному характеру, их литературе и искусству. Подобно тому как глубоко русский поэт Пушкин сумел проникнуться духом Испании в «Каменном госте» или Англии в «Пире во время чумы», и Фаворский постигает культуру других народов, как будто она ему родная с детства. Это удивительное свойство позволяло ему с огромной убедительностью иллюстрировать библейскую книгу «Руфь», произведения итальянца Данте, французов Мериме и Анатоля Франса, англичан Шекспира и Диккенса, шотландца Роберта Бернса. И так же глубоко понимал он и любил замечательных художников Западной Европы — итальянцев Джотто и Мантенью, француза Пуссена, немца Дюрера, испанца Пабло Пикассо.
