Рассказы - [70]

В Черске, поскольку путешествие завершалась, выходила Стаха, разумеется, одна, а господин Казимеж ехал до следующей станции и только там покидал coupé d'amour[61], чтобы через пару часов вернуться скорым в Бендзешин. Обычно через неделю или десять дней после этого, если не приходила телеграмма с отменой, Забжеский ехал в Тульчин — первую остановку за Черском, проводил там ночь в каком-нибудь отельчике, а на следующее утро на обратном пути встречал в поезде свою светловолосую любовницу, которая сопровождала его до самой Рудавы.

Так прошел год — в ничем не омрачённом согласии, незабываемый год счастья и любовного безумия. Вопреки опасениям Стахи, привязанность Забжеского росла и крепа с каждым месяцем.

Им полностью овладела красота тридцатилетней, буйно расцветшей в полдень жизни женщины. Исходили из нее чары, которые связывали его мужскую волю и бросали ей под стопы — под те милые, маленькие стопы, которые так страстно прижимал к губам. После каждого свидания открывал в ней новые искусы, ибо была, как стихия, каждый раз иная. Особенно глаза: огненные, темно-сапфировые — менялись постоянно; дремала в них тоска степей, пылал жар восточной гурии или клубилась холодная, гордая дума весталки. Его удивляла ее эротичная утонченность.

- Кто тебя этому научил? — спрашивал не раз, потрясенный буйством ее любовной фантазии. — Муж?

Стаха презрительно надували сочные, как разрезанный гранат, губы:

- Он?! Этот солидный, совершенно лишенный воображения пан? Тоже мне предположение!

- Значит, много читала? Ну, признайся, — настаивал, водя губами по ее прекрасной шее.

Сводила нетерпеливо королевские дуги бровей:

- Скучный ты сегодня, Казик, иногда производишь впечатление педанта. Не проще ли предположить, что всё развилось во мне само собой, в пылу истинной любви?

Обвивал ее стан рукой и шептал:

- Стаха! Возможно ли? Ведь я, только я открыл в тебе этот завораживающий ураган, который сжигает наши души и тела в роскошной муке? Ведь только благодаря мне созрел в тебе этот странный, экзотический цветок, запахом которой упиваюсь до потери рассудка? О, как ты прекрасна, возлюбленная моя, о, как прекрасна!

И прижимал голову к ее коленям в покорности поклонения...

Несмотря на многократные попытки, не удалось ему склонить её к бегству, или по крайней мере к разрыву с мужем.

- Хочешь лишить меня привлекательности, порожденной исключительно секретностью наших отношений? — отвечала ему всегда в таких случаях. — Люблю азарт. Кто знает, если бы стала твоей женой, не перестала бы тебя любить?

- Ты страшно испорченная, Стася, — морализаторствовал с улыбкой Забжеский.

- До мозга костей, — отрезала, приглаживая ладонью его буйную черную шевелюру. — Но чем тебе это, собственно, мешает?

- Хочу, чтобы ты была только моей. Не люблю ни с кем делиться любовью. Ведь ты его, наверное, не любишь? Так как можешь жить с ним под одной крышей?

- Да, не люблю его, но не хочу с ним порывать. Не настаивай, Казик, больше, не то поссоримся.

И на том обычно заканчивались всевозможные попытки любовника в этом вопросе. Лунинская, в определенном смысле была женщиной несокрушимой и умела настоять на своем. Забжеского раздражало это сопротивление, перед которым он ощущал себя бессильным, как ребенок.

"Может она хочет нас обоих держать в своей игре? — думал, анализируя их отношения. — Может оба: и я, и ее муж — только марионетки ее каприза, которыми она играет согласно своим желаниям? Между тем, этот Лунинский представляется мне человеком с характером и, несмотря на всё, что она о нем говорит, — лицом незаурядным. Хм... странная женщина..."

И воспроизводил в мыслях смелый, мужской профиль соперника, с прекрасно сформированным орлиным носом и гордым, высоким лбом. Наблюдал его не раз украдкой из окна вагона на станции в Черске, выходящего навстречу жене, или когда прощался с ней в момент отъезда. Это ясное, открытое лицо с доброй, немного грустной улыбкой, эти серые глаза, которые словно смотрели вдаль, склоняли его ко многим размышлениям.

"Безусловно, прекрасный человек, — признавал в душе, желая быть беспристрастным в суждении о муже любовницы. — Ну и, допускаю также, мужественный человек. Возможно, только, немного староват для нее: выглядит не меньше, чем на сорок пять. В любом случае, производит впечатление gentlemanיa в полном смысле этого слова. Видно, сильно привязан к ней: здоровается с ней всегда так душевно, и так внезапно с ее появлением проясняются эти задумчивые глаза. Допускаю, что не согласился бы так легко на потерю Стахи. Может, она это чувствует и поэтому боится решительного шага?.."

Однако, не выдавал себя этими домыслами перед госпожой Лунинской, которая вообще в последнее время все более неохотно говорила о муже, очевидно избегая разговора на темы своей совместной жизни.

Пока не случилось такое, что невольно направило внимание обоих в эту сторону.

Было это 15 июня, почти через полтора года с начала знакомства. Неизвестно почему, у Забжеского эта дата глубоко засела в памяти.

Ехали уже около двух часов в сторону Рудавы, как обычно, изолированные от остальных попутчиков, увлеченные собой, счастливые... В какой-то момент Стаха освободилась из его объятий и начала прислушиваться.