Рассказы - [42]

Индеец крутил в пальцах амулет и загадочно смеялся. Бен потянулся за амулетом, наверное, хотел его взвесить. Старик заметил движение и торопливо отодвинулся.

— Бледнолицым нельзя прикасаться к священному знаку!

— Почему? — иронически усмехаясь спросил Хидинг. — Золото сынов Квапну обожжет белые руки?

— Нельзя оскорблять святой знак Квапну, над которым великий шаман Урус семикратно произнес заклятие.

— А если бы прикоснулся? — раздраженно подразнил его Бен.

— Черную Пуму и Серого Глаза постигло бы большое несчастье. Пуму за то, что позволил прикоснуться, бледнолицого за то, что протянул руку к святыне.

Бен пренебрежительно махнул рукой.

— Бредни, — сказал он по-английски, обращаясь ко мне. — Этот дедок — неисчерпаемая сокровищница диких суеверий и предрассудков.

— Ты очень категоричен, мой дорогой, — сказал я, вспоминая все, что когда-либо слышал об амулетах. — Проблемы амулетов и талисманов интересны и глубоки. Видел уже не раз, как эти невинные, по-детски смешные бляшки и знаки, проявляют свою силу. Иногда они бывают опасны.

Хидинг рассмеялся:

— Вечно тот же неисправимый мистик и любитель чудес. Что может кусок металла или дерева сделать разумному, хладнокровному человеку?

— Да нет, речь о материале, из которого создан амулет либо талисман, о вере в его чудодейственную силу, которая связывает целые племена. Долгие годы, иногда столетия, его полируют людские души своей верой, из тысяч грудей к нему тянутся психические ниточки, наполняя его могучим содержанием. Вот так камушек, ничтожная бляшка, обрывок сукна становится сосудом, собирающим годами накапливающиеся в нем силы, вытянутые из тысячи верящих сердец. Талисман — это колоссального напряжения концентрат неизмеримой энергии потенциальной веры — как аккумулятор духовных токов, который при определенных условиях может начать действовать. Опасно приближаться к нему с грязными руками и нечистыми помыслами. Против святотатца восстают затаившиеся до определенного момента силы и раздавливают его, мстя за пренебрежительное отношение.

Бен с жалостью кивал головой:

— Я не буду спорить о том, что считаю химерами мистически настроенного мозга. Суть в том, что амулет и томагавк из чистого золота, и что в округе есть залежи золота.

— Черная Пума разжигает огонь под вечер? — обратился я к стражу деревни.

В ответ Пума поднялся с камня перед очагом и сказал напевным, немного дрожащим голосом:

— В вигвамах квапну огонь горит днем и ночью. Дымы возносятся над деревней непрерывно.

— Проклятье! — сквозь зубы прошипел Бен. — Это вечный дым. Не будет возможности исследовать территорию.

— Значит, Черня Пума заботится об огнях днем и ночью? — задумчиво спросил я.

— Дым не требует этого от Черной Пумы. Последний воин племени насыщает костры дважды в день: когда солнце встает из-за великой реки и когда оно опускается в темный лес. Вот и пришел вечерний час. Пума идет положить свежих веток кедра, сухих прутьев лещины и выбеленные кости. Потом Пума пойдет положить уставшую голову в вигваме за пределами деревни, живым нельзя спать в месте, принадлежащем мертвым. — Последние слова старик произнес с нажимом, давая нам понять, что на ночлег в деревне мы рассчитывать не можем. Затем он выпрямился и пошел к выходу. Мы последовали его примеру.

Внезапно стемнело. Мы зажгли фонари и, следуя за индейцем, вышли на границу деревни. Здесь Пума с нами коротко попрощался, пожелав опеки Великого Духа и ночного спокойствия, а затем он вошел в ближайшую хижину. Отойдя немного дальше, мы видели на фоне входного проема, освещенного огнем, его черный силуэт, хлопотавший возле костра. Индеец раздувал огонь, подбрасывал дрова. Его тень, отбрасываемая на стены хижины, выглядела дико и таинственно. Я долго молча присматривался, пока Бен не позвал меня ужинать. Он успел разбить палатку и разжечь костер. Вскоре уставшие после знойного дня мы крепко уснули…

Когда я утром проснулся, Бена в палатке уже не было. Я позавтракал и принялся ждать возвращения приятеля.

В каких-то 50 футах от меня дымила всеми своими отверстиями деревня. Сегодня дым казался другим. Если когда мы легли вчера спать, они переплетались беспорядочно, то теперь дым каждой хижины устремлялся ввысь.

Утро выдалось хорошим, воздух был чистым и прозрачным. Серые перья явственно выделялись на фоне голубизны неба. Я приблизился к деревне и задержался неподалеку от кольца хижин. Из одной хижни вышел Черная Пума с охапкой хвороста, пробежал по улице и вошел в соседний дом. Совершал свой утренний обход.

Я начал изучать дым. При рассмотрении сблизка он поражал формой. Казалось бы прямые облачка принимали форму человеческой фигуры. Из каждой хижины выходил индейский воин. Неровные линии пепельного дыма старательно рисовали головы, украшенные веерами перьев, развевающиеся плащи, наброшенные на плечи, копья, дрожащие в руках.

От этих образов веяло фантастической угрозой. Двенадцать туманных созданий, двенадцать человекообразных образов и тринадцатый, нечеловеческий, посредине. Они вырывались из отверстий, росли, а затем истончались в вышине, чтобы затем переплетаться вновь. Вдруг от боков дымных фантомов отделились чудовищные косматые руки, они вытянулись, простерли руки над деревней. Вдруг яростный рывок сотряс туманных существ, над деревней началась боевая пляска. 13 людодымов танцевали, и неистово подпрыгивали.