Рассказы - [5]

— 2 —

По прибытию на место выяснилось, что, несмотря на сентябрь, народу в Новом Свете обитает превеликое множество, и каждый из желающих впитать в себя сладкий нектар бархатного крымского сезона, где-то уже живёт, что-то уже пьёт и что-то уже ест. Одним словом, цены на жильё были космические. Малопригодные варианты для двухдневного проживания предлагали совершенно апатичные пропитые женщины бальзаковского возраста, которые смотрели на двух будущих трезвенников с нескрываемым презрением.

После долгих мытарств по различным точкам с таблицами «Сдаётся жильё» наши путешественники поинтересовались у скромно стоящей в стороне женщины, почём стоит переночевать пару раз двум интеллигентным мужчинам без вредных привычек. Причём в процессе переговоров Сергей Ильич всё время шептал своему напарнику: «Идиот! Не называй её бабушкой — она примерно твоего возраста!». Но вечно молодящийся Илья Никифорович не обращал внимания на подобные мелочи, поэтому не будем и мы останавливаться на этом невинном обстоятельстве — мало ли кто кого считает старым хрычом или хрычовкой.

Женщина, немного стесняясь, тихо доложила, что в сутки она берёт двести гривен за небольшой домик в можжевеловой роще, что было в четыре раза ниже всех цен, объявленных вышеупомянутыми апатичными тётками и их зажравшимися приспешниками.

— Только там электричества нет….И туалет не совсем….как бы это сказать… — осторожно откликнулась она на предложение немедленно ехать и посмотреть этот будущий приют двух подвижников, готовых к непревзойдённому аскетизму и покаянию.

— Отлично! — почему-то воскликнул Сергей Ильич, когда тётя нехотя сообщила, что неподалеку от домика без всяких удобств расположено Музей шампанских вин и… местное кладбище.

— Да-да, это просто чудесно, что нет электричества! — поддержал своего товарища Илья Никифорович, предвкушая духовный отдых без привычных соблазнов цивилизации.

Впоследствии, анализируя эту сцену, друзья пришли к выводу, что либо они не совсем адекватно воспринимали действительность без привычных трёх-четырёх бутылок коньяка в багажнике машины, либо местная обитательница всё же обладала какими-то чарами, которые…впрочем, не будем забегать вперёд. Перед окончательным фатальным поворотом судьба дала последний шанс двум путешественникам — в процессе разговора из бунгало, расположенного неподалеку, вышли две статные женщины, катящие за собой чемоданы на колёсиках. Илья Никифорович извинился, и быстро нагнал эту парочку отдохнувших туристок, которые по всем признакам уезжали домой. Узнав, что за вполне приемлемую цену в этом приличном и удобно расположенном теремке сдаётся нумер на двоих, он отвёл в сторону Сергея Ильича и предложил всё-таки сперва посмотреть этот вариант. Но товарищ, смерив его презрительным взглядом, строго промолвил:

— Ты снова, плотоядный гад, хочешь променять чистый и ничем не обременённый отдых на все эти телевизоры, чайники, холодильники? Эх ты…

Подобная позиция окончательно решила дело, и очень скоро два друга оказались перед воротами убогой гоголевской мазанки с двумя окнами, забранными тяжёлыми решётками, в которой стояло две скрипучие кровати времён Ивана Калиты. Правда для того, чтобы достигнуть приюта трезвых странников пришлось изрядно попыхтеть, поднимаясь пешком в крутую гору и преодолевая множество препятствий в виде путающихся под ногами поливочных шлангов, разрушенных ступенек и постоянно возникающих на пути остатков какого-то сеточного забора. Соблазны можжевеловой рощи ограничивались наличием одного чахлого можжевельником за соседским забором.

На потрескавшихся стенах пристанища висело множество дешёвых картонных иконок, а в углу, словно гроб, поставленный на попа, приютился зашарпанный советский шкаф с приклеенной на боку таблицей утверждённого плана эвакуации. Во дворе стоял вызывающе хромой стол и два подозрительных пластмассовых стула, на одном из которых лежало нечто похожее на плед. Но это был не просто плед, а одна из тех огромных цветастых тряпок цыганистого вида, которые обходят своим вниманием даже автовладельцы средней руки, известные своей слабостью ко всему, что называется ёмким словом «ветошь». Бельё на кроватях было примерно такого же состояния, а на протёртый до дыр коврик с оленями — непременный атрибут советских квартир, смотреть без слёз было трудно. На подоконнике скалился неопрятным трезубцем заляпанный воском подсвечник с мыльным огарком желтоватой свечи.

Туалет не прибавил поборникам трезвости оптимизма — это был не просто ветхий деревянный деревенский сортир типа «очко». В покосившемся прогнившем пенале стоял металлический стул без сиденья, к которому было прикручено ржавой проволокой нечто, что в просторечии называется «седлушка» для унитаза. Однако этот сантехнический аксессуар был явно найден на свалке, где пролежал немало лет. Под всем этим великолепием инженерной мысли стояло простое изъеденной ржавчиной ведро. Завершал нелепую картину санузла непереносимый миазм, который, впрочем, был не самым худшим из всех составляющих интерьера.

— Я же вам говорила, — робко прошелестела за спиной хозяйка, — Удобств никаких…Но ведро я выношу регулярно — так что…