Рассказы - [25]

— Куда ни шло — еще денька два не поем, — решил мысленно Ягодин, видя, что торговец не уступает из четырех рублей более полтинника.

Мундштук был куплен. Он был молочного цвета, с небольшим янтарем, в футляре, отделанным внутри красным атласом.

Поблагодарив Анисима Петровича, Ягодин со своей драгоценной ношей отправился домой.

Он жил на Сенной площади, в комнате от съемщицы.

— Надо еще хозяйкиному куму за обкур отложить, — итого, четыре рубля; значит, не обедать-то придется дней десять — рассчитывал он, ощупывая в кармане свою покупку.

На другой день мундштук был показан товарищам, те одобрили.

— А все-таки твой дешевле! — заметил Пальчиков.

— Дороже будет! — отвечал Ягодин.

— Это когда еще будет…

— Скоро.

Ягодин уже переговорил накануне со своей хозяйкой, и та обещала уломать кума, бравого солдата-гвардейца, обкурить мундштук за полтинник.

— Табачищу этого он садит — страсть, — заметила она.

По возвращении на другой день из присутствия, Ягодин вручил полтинник и мундштук гвардейцу.

— Недели в три у нас углем сделается, — тотчас пообещал хозяйкин кум.

— Ты постарайся.

— Уж будьте без сумления.

Ягодин стал ожидать. Потянулись томительные дни. Хорошо, что Пальчиков, истратившись на мундштук, не приобретал себе обновок, а то бы совсем беда. Ягодин голодал и так.

Наконец, через три недели и два дня (Ягодин считал даже часы) хозяйкин кум принес мундштук. Красный атлас футляра был порядком позасален, но зато сам мундштук сделался из молочного темно-коричневым.

Ягодин был на седьмом небе…

Он с нетерпением ждал утра другого дня, когда он будет торжествовать победу над Пальчиковым. Всю ночь ему не спалось…

— Я ему форсу-то поубавлю, — думал он, ворочаясь на жестком, как камень, тюфяке.

Наконец, наступило утро.

Он пришел на службу и вынул мундштук.

Товарищи заахали.

— Вот это мундштук, так мундштук! — авторитетно заявил Анисим Петрович.

Ягодин торжествовал.

— А, ну-ка, брось! — произнес Пальчиков. Ягодин самоуверенно бросил. Мундштук разлетелся вдребезги.

— Не совсем обкурился, — хладнокровно решил Анисим Петрович и отошел.

Ягодин со слезами на глазах бросился собирать осколки. Пальчиков, самодовольно улыбаясь, покуривал из своего янтарного мундштука.

Картина!

ПОВЫСИЛИ Очерк из канцелярской жизни

Грустен и пасмурен пришел в один прекрасный день на службу канцелярский чиновник Виктор Дмитриевич Быков.

Без сна проведенная ночь положила свою печать на лицо молодого человека, и без того утомленное сидячею жизнью писца.

Не в оргии с товарищами буйно проведенная ночь сделала это.

К чести моего героя надо сказать, что он не пил, но был на дороге сделаться пьяницей: он был влюблен и влюблен несчастно.

Не в отсутствии взаимности состояло это несчастье, но в лице папеньки «предмета», отставного секретаря сиротского суда, колежского советника Акиндина Михайловича Грабастова. Сердце его юной дочки Софьи Акиндиновны давно уже трепетно билось о корсетик при виде Виктора Дмитриевича и, особенно, его цветных галстуков. Давно они уже передавали друг другу цыдулки на бумажках с изображением Амура, несущего в руках сердце, пронзенное стрелой, но отец был непреклонен.

Еще вчера сказал он Быкову, когда тот наконец решился в последний раз открыть ему свое сердце, пылающее любовью к его дочери:

— Ты, молокосос, эти мысли брось! Диво был бы хоть помощником столоначальника, а то мелкотравчатая канцелярия-пописуха и туда же — на секретарскую дочку, благородную, можно сказать, девицу, с немалыми приложениями, зеньки свои бесстыжие закидывает!..

Виктор Дмитриевич пробовал прослезиться!..

— Брось! — решительно повторил Акиндин Михайлович. — А то и в дом к себе не пущу, а придешь — ноги переломаю!

Так пали лучшие надежды!

Вот отчего произошла бессонная ночь моего героя…

Тихо уселся он на свое обычное место и машинально стал записывать в исходящий реестр подписанные накануне бумаги.

Окончив наконец эту работу и законвертовав всю почту, он принялся за переписку.

«Вследствие отношения вашего превосходительства, от 14-го января, за № 648, имею честь…» — начал выводить он.

Вдруг!.. Но это надо рассказать обстоятельнее.

— Господин Быков, — провозгласил вошедший в канцелярию начальнический курьер, — пожалуйте к его превосходительству.

Виктор Дмитриевич застегнул виц-мундир и с трепетом сердца отправился через коридор и приемную к двери кабинета начальника, несколько раз перед ней откашлялся и вошел…

— Вы уже давно служите, господин Быков, — ласково встретил его начальник, — и всегда были исполнительны… Помощник столоначальника Скворцов подал в отставку, и я нашел возможным назначить вас на его место. Скажите, чтобы заготовили ордер.

Виктор Дмитриевич был на седьмом небе. Он едва проговорил:

— Благодарю, ваше-ство! — и вышел из кабинета.

Не успел он выйти в коридор, как столкнулся с отцом своего «предмета». В коротких словах он передал ему свою радость.

— Молодец! Коли не врешь, — Соньку можешь считать за собою, — проговорил Акиндин Михайлович.

Не чувствуя под собою от радости ног, вошел Быков в канцелярию, передал секретарю приказание начальника об изготовлении ордера и уселся на свое место, размышляя о том, нельзя ли будет попросить пособия на свадьбу.