Рассказы - [7]

В уме ему и в самом деле трудно было отказать. На столе у него стопкой лежали исписанные листы бумаги, штук эдак двести. Господин Чжан говорил, что это размышления Льва по поводу ленинского труда “Государство и революция”.

Но ум причинял Льву одни неприятности. Кто поверит, что простой русский солдат может написать статью длиной в целую книгу и работать на горизонтальной перекладине как профессиональный атлет. И чем дальше, тем больше он смахивал на хорошо подготовленного шпиона.

Мы были просто обязаны найти способ победить его в гимнастике. Но даже наши офицеры не были сильны в упражнениях на турнике, поэтому штаб дивизии прислал доктора Кая, который раньше входил в гимнастическую команду Китайского медицинского университета. Конечно, Лев не мог соперничать с доктором Каем. Тот худобой и мускулистостью напоминал гончую. А Лев, хоть и выглядел достаточно крепким, для классного гимнаста был тяжеловат.

Чжан познакомил их на заднем дворе, и они пожали друг другу руки. Лев зачерпнул немного песка из ямы для прыжков в длину и растер его между ладонями. Потом ринулся к турнику, подпрыгнул, ухватился за перекладину и начал делать махи вперед-назад. Вскоре его тело уже крутилось вокруг перекладины. Мы были потрясены, никто не ожидал, что он способен на такое. Постепенно вращение замедлилось, и он замер, сделав стойку на перкладине. Пораженные, мы затаили дыхание. Секунд через пять он вышел из стойки и спрыгнул на землю. Сами того не желая, мы зааплодировали – он улыбался нам, тяжко дыша. Господин Чжан протянул ему полотенце.

Доктор Кай даже не удосужился протереть ладони песком. Спокойно подошел к турнику, слегка подпрыгнул и повис на перекладине. Повисел несколько секунд и принялся раскачиваться. Наш доктор явно знал толк в этом деле. Мы и глазом не успели моргнуть, а его тело уже летало, описывая полные круги. После пяти оборотов он неожиданно отпустил руки, мгновенно сделал сальто назад и снова ухватился за перекладину. Этот трюк он проделывал трижды. Мы закричали, подбадривая его. Он перешел в вертикальную стойку, затем грациозно отвел в сторону левую руку – теперь он балансировал на одной правой. Мы все захлопали и закричали “Браво!”

Состязание окончилось. Лев, весь красный, подошел к доктору, и они опять пожали друг другу руки. Вид у Льва был не очень-то радостный. Ему, конечно, полезно было узнать, что мы, китайцы, вовсе не такие тупицы, как он полагал, и тоже можем делать все, что он умеет. Два дня после этого он вел себя тихо и не смел подначивать нас.

Вообще-то мы считали его смышленым парнем, он быстро все схватывал. Когда приехал, совсем в пинг-понг не умел играть, а теперь играл наравне с нашими лучшими игроками. Его манера все время вызывать нас на соревнование страшно раздражала. Обычно он указывал пинг-понговой ракеткой себе на грудь и говорил “Россия”, а потом на тебя – “Китай”. Это были два первых китайских cлова, которые он выучил. Он хотел сказать, что каждый игрок представляет в игре свою страну. Однажды он побил меня – 21:18. Я чувствовал себя отвратительно и готов был разорвать его в клочья, а он был доволен и дал мне сигарету “Женьшень”.

Дальше хуже. Через шесть недель он играл в китайские шашки, которых до того в глаза не видел, ловчее нас всех. И всегда хотел играть вроде как Россия-против-Китая. В шашки мы с ним уже не осмеливались сражаться и перешли на карты. Тут ему приходилось выбирать одного или нескольких партнеров, и в одиночку представлять Россию не получалось.

Как-то днем составилась партия до ста очков. Его команда вроде выигрывала. Он бросил на стол бубнового короля и громко произнес по-китайски: “Мать вашу!” И серьезно так посмотрел на нас своими собачьими глазами.

Мы были шокированы, но потом заржали, и он тоже засмеялся. Значения этих слов он не знал. Но с этого дня стал ругаться за картами. Вначале нам казалось смешным, что он матерится, как и мы промеж собой частенько, но потом мы забеспокоились. Ведь это означало, что теперь он кое-что понимает по-нашему, видно, пытался скрытно учить китайский. Ученый Ван велел нам как можно меньше болтать за игрой. В наших интересах было, чтобы он нас не понимал. Это ведь наш пленник; если он проникнет в наши мозги, бог знает что может случиться. И мы стали играть молча.

Временами, изнемогая от этого молчания, он вынимал из бумажника фотографию какой-то девицы, как он говорил, его подружки. Целовал фотографию прямо при нас и бесстыдно подмигивал нам и ухмылялся, показывая широкие передние зубы. Или прижимал фотографию к уху, будто слушал шепот. Теперь-то он уже попривык, а поначалу так скучал, что рано уходил спать. Мы решили, что русские – плохие солдаты. Где уж хорошо драться, если все время думать о женщине? Мы все видели фото девушки и считали, что она в общем-то хорошенькая: золотистые волосы, серые глаза, щечки цвета персика, и худа, точно отощавшая кошка. Она сильно отличалась от других русских женщин, у которых титьки, как баскетбольные мячи. Мне было интересно, есть ли у Льва фотографии голых женщин, – нам говорили, что каждый русский солдат держит в бумажнике минимум пять снимков голых баб. Но Лев, видно, хранил только фотографию своей девушки.