Рассказы - [5]
Жизнь в кошках
В жизни Лизаветы Васильевны было ровно шесть кошек. Они исправно служили свой век, почти не слезая с рук добродетельной хозяйки, которая аккуратно выдавала им ежедневную порцию ласки и куриных потрохов. Впрочем, идиллия в отношениях установилась не сразу, и поглаживание за ушами вначале носили даже агрессивный характер. Больше остальных в этом смысле досталось первой кошке. Родители преподнесли ее маленькой Лизочке на день рождения. Многое пришлось претерпеть беззащитному созданию – от необузданных игрищ в охоту на раненного льва и допрос глухонемого партизана до абсолютного безразличия в пору любвеобильной девичьей юности. К тому времени животное окончательно состарилось и скончалось под батареей, издерганное и апатичное.
Вторую кошку Лиза принесла с улицы – сжалось сердце над бездомным котеночком. Кроме того, возникла острая необходимость о ком-то необременительно позаботиться. Но появившийся вскоре муж, а затем и дети переключили хозяйское внимание, и кошка осталась не у дел. Она превратилась в обузу: слонялась по комнатам, писала на ковры, застревала в ногах домочадцев, воровала котлеты со стола и, в конце концов, не дождавшись старости, была сдана в кошачий приют.
Пришедшая в дом третья кошка предназначалась для повзрослевших детей, которые, однако, мало ею занимались, а большую часть времени проводили на улице, куда и она проложила себе дорогу. Это была гулящая кошка. Она предпочитала выезжать летом на дачу, с утра до ночи таскалась по соседским котам, как бешеная плодила котят, и Лизавета никак не могла докричаться до нее, чтобы позвать к ужину. Однажды она ушла на очередной промысел и не вернулась, после чего была оплакана всем семейством.
Четвертой повезло больше всех. Взятая взамен разъехавшихся детей, она приняла тепло и заботу Лизаветы Васильевны и ее мужа с урчащей благодарностью. Супруги соперничали друг с другом в заискивании перед любимицей. Семейные разговоры и распорядок дня строились исключительно вокруг мохнатого питомца. И когда дети хотели особенно угодить маме с папой, они непременно спрашивали про кошку. Раздобревшую и обездвиженную, в более чем солидном возрасте ее усыпили, поскольку сама она умереть уже не могла, и супруги крайне измучались ее слишком затянувшейся попыткой.
Появление пятой кошки стало событием неизбежным. Пятой, как и четвертой, грех было жаловаться на хозяев. Хотя, конечно, не так проворно выполнялись ее капризы, да и наезжающие временами внуки норовили выдернуть клок из хвоста или согнать с насиженного стула. Под конец у животного обнаружилось ожирение последней степени, повлекшее за собой многочисленные болезни, недомогания и вполне ожидаемую кончину.
Последнюю кошку баба Лиза завела, уже оставшись одна, и не расставалась с ней ни на минуту. Они ели из одной тарелки, спали в одной постели, прижавшись друг к другу, вместе выходили во двор дышать воздухом на скамейке, а вечерами сидели в кресле и разглядывали семейные альбомы. Женщина неторопливо листала свою жизнь, запечатленную и измеренную в кошках, улыбаясь их усатым фотографическим мордочкам. А кошка недоуменно мотала головой, не понимая, откуда взялось в доме столько кошачьих рож. Ведь она привыкла быть единственной и самой любимой. Она так и умерла в кресле, во сне, уткнувшись в очередную фотографию.
Происшествие
Проснулся Вадим Степанович позже обычного. Сегодня он мог сделать себе такую поблажку. И сделал. Он полежал еще некоторое время в постели, потягиваясь под одеялом, потом встал, накинул халат и, шаркая тапочками, направился в ванную освежиться.
Вода показалась слишком холодной, как ни крутил Вадим Степанович кран с красной нашлепкой, теплее она не становилась. От такой воды по лицу прошло раздражение, усугубленное жестким махровым полотенцем – надо бы сменить на вафельное. Вадим Степанович достал щетку, выдавил на нее зубную пасту из тюбика, но не попал. Жирный белый червяк нырнул в раковину. Вторая попытка оказалась удачной, и на щетке застыла густая синеватая волна, а первую сечку Вадим Степанович списал на тусклую лампочку, которую тоже давно надо было сменить. Вадим Степанович принялся тщательно, круговыми движениями по предписанию врача, втирать пасту во все полости рта и, наконец, взглянул в зеркало.
То, что он увидел, было пострашнее позавчерашнего поноса. Из зеркального, заляпанного несвежими брызгами овала на него смотрели целых два Вадима Степановича, оба в халатах и со вспененными ртами. И оба резко отпрянули в сторону, в полумрак полотенец.
Ощупав себя с головы до ног и не обнаружив вокруг никого другого, Вадим Степанович проскользнул из ванной на кухню, где зеркала, слава Богу, не было. Прополоскал рот, зажег конфорку, поставил чайник, просыпал от волнения заварку на пол и глубоко задумался. Тут уж на тусклую лампочку не спишешь. «Уж не свихнулся ли я?» – подумал Вадим Степанович. – «Но разве же можно вдруг, ни с того, ни с сего, за одно утро?..»
Он выглянул со своего второго этажа во двор. Все было на месте – ледовыми буграми пучилась детская площадка, поблескивали полиэтиленом мусорные контейнеры, посыпанная песком дорожка тянулась к магазину, вдоль нее словно пальмы зеленели решетчатые скамейки.
Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).
В сегодняшней Мексике женщин похищают на улице или уводят из дома под дулом пистолета. Они пропадают, возвращаясь с работы, учебы или вечеринки, по пути в магазин или в аптеку. Домой никто из них уже никогда не вернется. Все они молоды, привлекательны и бедны. «Молитвы об украденных» – это история горной мексиканской деревни, где девушки и женщины переодеваются в мальчиков и мужчин и прячутся в подземных убежищах, чтобы не стать добычей наркокартелей.
«…Мужчина — испокон века кормилец, добытчик. На нём многопудовая тяжесть: семья, детишки пищат, есть просят. Жена пилит: „Где деньги, Дим? Шубу хочу!“. Мужчину безденежье приземляет, выхолащивает, озлобляет на весь белый свет. Опошляет, унижает, мельчит, обрезает крылья, лишает полёта. Напротив, женщину бедность и даже нищета окутывают флёром трогательности, загадки. Придают сексуальность, пикантность и шарм. Вообрази: старомодные ветхие одежды, окутывающая плечи какая-нибудь штопаная винтажная шаль. Круги под глазами, впалые щёки.
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.