Рассказы - [24]

— Быть может, вы меня повезете голой? Вы этого хотите?

Она разражается звонким хохотом, но комиссар хранит суровое молчание и строгую мину, ему строжайше приказано не спускать с нее глаз, как только она будет арестована.

Он преспокойно усаживается на стул и следит за тем, как одевается прелестная арестантка. А она преспокойно что-то напевает, слегка кокетничает с молодым комиссаром и не подозревает, что ждет ее впереди…

В Бюро контрразведки заведующий прямо заявляет ей, что она подозревается в шпионаже в пользу Германии. Он указывает лишь на одно обстоятельство, имеющее, по его мнению, силу серьезной улики:

— Куда делись, сударыня, те пять писем, которые вы обязались передать в Бельгии?

Несмотря на возмущение этим арестом, Мата Хари, вполне владея собой, отрицает свою причастность к шпионажу и, не отвечая на вопрос прямо, заявляет:

— Вы же должны знать, что все мои вещи подверглись обыску англичан. Телеграфируйте в Лондон, может быть, письма эти там…

На вопросы Мата Хари о том, на чем, собственно, основаны подозрения в ее шпионской деятельности, какие обвинения к ней предъявляются, комиссар ничего не ответил. Ни одним словом не обмолвился он ей также и о самой серьезной улике против нее, которая была в его распоряжении. Пять писем, которые она должна была передать в Бельгии, были ни чем иным, как ловушкой, которую придумал Ла Ду. Эти письма предназначались пяти французским шпионам, но уже тогда французская разведка прекрасно знала, что четверо из них давно были уличены немцами и спаслись от неминуемой смерти, лишь согласившись с тех пор работать на Германию. И получаемые ими поручения французской разведки они передавали немцам, выдавая также и людей, доставлявших им эти поручения. Пятый же шпион поступил, на французскую службу недавно, и о существовании его немцы еще ничего не знали. Восемь дней спустя после передачи Мата Хари письма на его имя, он был арестован и расстрелян по приговору германского военного суда.

Мата Хари была отправлена в женскую тюрьму Сен-Лазар. Она потребовала защитника, но через 24 часа после ареста ей сообщили официально, что за шпионаж в пользу врагов она будет судима военным судом.

Один из известнейших адвокатов Парижа, д-р Клюне, взялся ее защищать. Когда ее в первый раз посетил тюремный врач, серьезный и умный старик д-р Бизар, он, приглядевшись к ней внимательнее, с изумлением узнал в ней ту, которую ему когда-то пришлось свидетельствовать в доме свиданий.

Находясь в тюрьме, Мата Хари все время была совершенно спокойной и, видимо, в полной уверенности, что ничего особенного с ней случиться не может. Эту уверенность поддерживало в ней то, что ни она сама, ни ее защитник не имели понятия о том, какая туча улик собралась над ее смелой и очаровательной головой. Французская разведка держала в строгом секрете свою связь с представителем обвинения, не желая рисковать во время войны оглаской в печати своих связей и способов деятельности, которые таким образом могли стать известными врагам.

Мата Хари совершенно спокойно села на скамью подсудимых 24 июня 1917 года в третьем парижском военном суде. Судьями были двенадцать офицеров. В процессе судоговорения все было построено, все главнейшие пункты обвинения были доложены прокурору в виде сообщений агентов разведки и секретных донесений отдельных шпионов, доказывавших несомненную виновность подсудимой.

Само собой разумеется, процесс слушался при закрытых дверях. Сначала Мата Хари верила, что хотя дело серьезно, но ей как-нибудь удастся спасти свою преступную голову от смерти. Но по мере хода процесса, когда стали всплывать даже суммы, полученные ею от германской разведки, она все больше убеждалась, что спасения ей ждать нечего. Ее положение с каждым часом становилось все ужаснее.

Она оправдывалась тем, что деньги эти, хотя и полученные ею от различных руководителей немецкой контрразведки, следовали ей вовсе не за службу по шпионажу.

— Нет! — воскликнула она. — Отнюдь не за это! Я получала их за свою любовь…

Когда суд выступил со слишком неопровержимыми доказательствами, она выбросила свой последний козырь и заявила:

— Да, господа судьи, сознаюсь, иногда занималась я и шпионажем. И вам этот случай, когда я решилась на такое позорное дело, должен быть хорошо известен. Припомните случай, когда я выдала вам две германские подводные лодки.

При этих словах защитник ее вскочил с изумлением: он ничего не знал об этой истории. Но председатель ловко отпарировал выпад подсудимой и с возмущением бросил:

— Это правда. Вы это действительно сделали, но это как раз и свидетельствует против вас. Вы только что утверждали, что никогда не говорили о военных вопросах ни с германскими шпионами, ни с высшими чинами германской армии. Позвольте спросить вас, каким же путем вы узнали о месте стоянки германских субмарин?

На этот вопрос, притиснутая к стене, несчастная женщина ничего не могла ответить.

В заключение процесса ее поверенный произнес блестящую, талантливую речь и доказывал в ней, что все обвинения, предъявленные его подзащитной, основаны лишь на агентских донесениях, самих же агентов на суде не было. Самое большое было то, что суду предъявлен был ряд полицейских протоколов, справедливость сущности которых на суде не представлялось возможным проверить. Оратор требовал открытого судоговорения.