Рассказы - [9]

Я находился в круглом замкнутом пространстве; наверху, футах в четырех от земли, торчали обломки камней — должно быть, они прежде поддерживали перекрытие. И тут одновременно произошли два события.

Тот ужас, что преследовал меня целых девять месяцев, вернулся: давешнее видение повторилось наяву. А еще я разглядел кравшуюся ко мне фигурку — карлика ростом примерно три фута шесть дюймов. Это говорили мне глаза, а уши говорили, что он споткнулся о камень; ноздри свидетельствовали о том, что я вдыхаю зачумленный воздух, душа — что этим воздухом невозможно дышать. Я, кажется, пытался крикнуть, но не смог; и уж точно пытался двинуться с места, но тоже не смог. А карлик подбирался все ближе.

И тут я услышал собственный крик и, пришпоренный тем же ужасом, что приковывал меня к месту, ринулся по каменному коридору обратно. Выпрыгнув на травянистый косогор, я понесся прочь с такой скоростью, какая, надеюсь, мне больше никогда в жизни не понадобится. Куда бежать, я не думал, лишь бы куда-нибудь подальше. Тем не менее мне посчастливилось, вскоре я наткнулся на береговую тропу и через час был в охотничьем домике.

На следующий день меня одолела простуда, и, как вам известно, я полтора месяца провалялся с воспалением легких.

Такова моя история, и объяснений ей найдется множество. Можете сказать, что на лужайке мне приснился сон и что я вспомнил его, когда в непогоду забрел в старый замок пиктов, где, кроме меня, искала убежища какая-нибудь овца или коза. Да, есть сотни способов, как истолковать происшедшее. Но совпадение было уж очень странное, и для тех, кто верит во второе зрение, оно может представить интерес.

— И это все? — спросил я.

— Да, и мне этого более чем хватило. Похоже, звонит колокольчик. Пора переодеваться к обеду.

Перевод: Л. Брилова

У могилы Абдула Али

Луксор,[5] как почти единодушно признают там побывавшие, обладает особым очарованием и притягивает к себе путешественников многими соблазнами, главными из которых они сочтут, несомненно, великолепный отель с бильярдной и садом, достойным богов, с неограниченным количеством постояльцев, а кроме того, еженедельные (как минимум) танцы на борту туристического парохода, охоту на перепелок, климат Авалона[6] и — для любителей археологии — невообразимо древние памятники. Однако для лиц другого склада (по правде говоря, немногочисленных, хотя и чуть ли не фанатически убежденных в собственной правоверности) очарование Луксора, словно некая спящая красавица, пробуждается только в ту пору, когда упомянутым выше соблазнам приходит конец: отель пуст, а маркер[7] отправился «на долгий отдых» в Каир; когда прореженные перепелки и редеющие туристы устремились на север, и Долина Царей,[8] жертва тропического солнца, превращается в раскаленную жаровню, через которую ни один смертный не отважится по доброй воле совершить в дневное время вояж, даже если сама царица Хатшепсут[9] оповестит его о своей готовности дать ему аудиенцию на террасах храма в Дейр-эль-Бахри. И однако мысль о том, что названные немногочисленные фанатики, быть может, не совсем заблуждаются, ибо во всем прочем суждений придерживаются взвешенных, побудила меня подвергнуть их взгляды проверке на собственном опыте, вследствие чего года два назад начало июня застало меня, преисполненного похвального рвения неофита, все еще в тех краях.

Обильный запас табака и нескончаемость летних дней располагали нас к детальному обсуждению прелести летнего сезона на юге, и мы с Уэстоном (одним из первой когорты избранных) обсуждали ее вволю. Некую безымянную субстанцию — основной компонент обаяния Луксора, способный поставить в тупик любого лабораторного исследователя, мы, правда, обходили молчанием (уяснить, в чем он заключается, возможно было только через непосредственное восприятие), зато нам без труда удавалось улавливать в окружающей нас действительности прочие пьянящие чувства виды и звуки, которые, несомненно, дополняли общую картину. Приведу кое-что из списка.

Открыть глаза в теплой темноте перед самым рассветом и осознать, что, пока просыпаешься, желание поваляться в постели пропадает начисто.

В тишине, при полном безветрии, перебраться через Нил верхом: лошади наши, как и мы сами, вбирают ноздрями ласковую свежесть утра, не уставая вновь и вновь ею наслаждаться.

Пережить мгновение бесконечно короткое, но бесконечно насыщенное, когда солнце только-только должно появиться над горизонтом, а из темноты вдруг предстает глазам скрытая пеленой серая река, которая превращается в полосу зеленоватой бронзы.

Видеть, как розовый румянец, словно цветной реактив при химическом опыте, разливается по небу с востока на запад, а сразу же вслед за ним вспыхивает солнечный свет, озаряет вершины западных холмов и ослепительным потоком стекает по склонам вниз.

По всей окрестности — шорохи и шепоты: налетел легкий ветерок, взмыл жаворонок, завел свою песню, лодочник выкрикивает: «Ялла, ялла», встряхивают гривами лошади.

Потом — верховая поездка.

Потом, по возвращении, — завтрак.

Потом — полнейшее безделье.

На закате — вылазка верхом в пустыню, напоенную запахом нагретого бесплодного песка: этот запах не сравним ни с каким другим в мире, поскольку песок ничем не пахнет.