Рассказ, начинающийся и заканчивающийся щелчком дверного замка - [7]

Чего-то, что не имелось ни у кого из живущих в доме. Нечто им не принадлежащее. Пока? уже?

Прошла еще минута - постель разобрана. Полностью готова. Откинут край одеяла - последний штрих. И теперь пора идти за светлой; за Светланой.

Держась легко и непринужденно, в точности так же, когда всходила она по лестнице на второй этаж заведения. И встретила женщину, спешащую вниз, чей взгляд легко проходил сквозь предметы... взгляд, оставленный в кабинке для просмотра. Она была схожа с той женщиной, в недолгие минуты, проведенные без светлой, без Светланы.

Девушка снова оглядела девственную кровать. Надо было идти, но..., что-то удерживало и она продолжала стоять перед кроватью, напряженно вглядываясь в загнутый край одеяла.

Она провела рукой по простыни и почувствовала... как объяснить? Тишину... комнаты, нет, всей квартиры. Тишину окружающего пространства: вещей и предметов, окон и стен, пола и потолка. Тишину, только тишину... ничего более.

Светлана услышала шаги и внутренне собралась. Выпрямилась на слишком мягком диване. Блики, бегавшие по столешнице остановились в ожидании, замерли; она оторвала взгляд от лакированной поверхности и прислушалась к приближению. И изменила позу. Поза важна, подумалось, напомнилось ей, первый взгляд чаще всего бывает решающим в такие минуты. Все, что после, лишь его следствие.

Она напоследок окинула взглядом комнату, и в этот момент в гостиную вошла Марина. Светлая ошиблась, бесшумный паркет подвел ее, хозяйка пришла раньше. Чуть-чуть раньше, чем она ожидала.

Девушка подошла к светлой. И только последний шаг внезапно замедлился. Нерешительный, он оборвал ритм движения, спутал и скомкал.

Она протянула руку. Пальцы дрожали, и светлая заметила это. Подала руку. Новое соприкосновение. Ничего успокаивающего Тысячи иголочек сорвались с самых кончиков пальцев, пронзив протянутую ладонь.

Она поднялась и была увлечена, охотно поддаваясь и приноравливаясь к шагу, и следя неотрывно за словами хозяйки, которые должны были в эти мгновения сорваться с ее уст. Но ничего не было, Марина молчала, просто шла, увлекая светлую за собой, и светлая старалась не сбиться с избранного шага и не пропустить самый важный момент - миг начала. Светлана чувствовала руку, лежащую на ее обнаженной талии, ощущала холодок прикосновения - и снова ждала. Марина смотрела прямо, глаза ее не отрывались от светящегося параллелограмма коридора. Она не оборачивалась, каждый миг, которого ждала светлая, был ей пропущен.

Кровать была холодна. Они обе ощутили это, едва вошли в спальню. Марина во второй раз. И от этого обе вздрогнули, синхронно, и потому каждой показалось, что непроизвольный мышечный рефлекс пробежал по коже другой.

Марина сама раздела ее. Светлана замерла, она пыталась отыскать глаза хозяйки дома, чтобы встретиться с ними, но Маринин взгляд всякий раз ускользал прочь. Она долго возилась с крючками бюстгальтера, точно оттягивала неизбежное. наконец, сняв, повесила его на спинку кресла.

Светлая снова вздрогнула, когда пальцы коснулись резинки на бедрах, вздрогнула, хотя и ожидала этого робкого прикосновения. Ей подумалось, что это от холода.

Прикосновение длилось долго, очень долго, пальцы медленно спускались вниз по бедру, к коленям, икрам, точно кожу, отделяя последнюю полоску одежды. Светлая сглотнула подступивший к горлу комок. А затем переступила с ноги на ногу.

Неслышный хлопок белья о спинку кресла и новое прикосновение. Ладони.

Марина замерла перед ней, одним коленом упираясь в пол. Затем медленно, через силу, выпрямилась.

Ладонь примерзла к бедру.

Светлана прижалась, обняла и начала расстегивать крючки вечернего платья Марины. Бездвижная ладонь отвлекала, и она медлила.

Платье упало на пол, оставив Марину в черном. Она улыбнулась про себя. И, отойдя на шаг, начала танец.

Тот самый танец. Медленный, пряный, захватывающий. Шаг за шагом, жест за жестом. Светлая повторяла его не отступив ни на йоту от виденного хозяйкой, от исполняемого на сцене с темной. Множество раз. Начав с самого начала. Шаг за шагом продвигаясь к концу. Тому, что был явлен Марине дважды в эти сутки, многажды до этой ночи. Тому, что исполнялся светлой и темной каждую ночь.

Марина захолодела. И почувствовала какой легкой и хрупкой - какой чуждой - становится с каждой прошедшей минутой. Такой хрупкой - одно легкое прикосновение и случится невозможное. Необратимое. Звон и боль расколет ее. Свет затопит. И другая темная, возьмет силу над ней.

И она подняла - с усилием, с мукою, с напряжением нервов и мускулов руки. И остановила светлую, коснувшись ее.

Только так наваждение спало. Видение прежнее и прежнего вернулось. Или то вновь явь была, та явь, что виделась ей мгновение в просмотровой кабинке, та явь, что мороком обвила ее, ледяным ветром обдула и снова исчезла за завесью.

Да и что видела она перед тем, как остановиться - сухие ломкие движения, то замедленные, то поспешные, обвивавшие ее, затачивающие в морозные болезненные петли, каждым кругом сужающиеся, уплотняющиеся и твердеющие? Танец ли то был или в яви действо это имело другое название и назначение? Что мог видеть сторонний наблюдатель из кабинки, из множества несуществующих кабинок вокруг них - ту же болезненную грацию ломких шагов, колких движений?