Рассказ дочери - [18]

Может ли животное сделать человека счастливым? Мне повезло, что в бездне моего отчаяния есть этот невероятный источник радости. Мое сердце трепещет от теплых чувств, когда я думаю, что буду проводить время с Артуром. Или просто смогу пройти рядом, поймать обожающий взгляд, которым он одаривает меня. По ночам я вспоминаю, как он выглядел в тот раз – невозмутимый, терпеливо сносящий пинки. И тихонько смеюсь под одеялом. Я люблю Артура. Я люблю Линду. Линда любит Артура, Артур любит Линду. Вместе мы сильны и прекрасны, даже если жизнь трудна. Все остальное стоит терпеть хотя бы ради этих мимолетных мгновений.

А терпеть приходится все больше и больше. «Суровая педагогика» означает, что я должна привыкнуть к спартанским условиям. Разумеется, все отвлекающие факторы надлежит исключить. Я также должна обходиться без любого из жизненных удовольствий, начиная с вкусной еды, каковая есть вернейший путь к слабости.

Мать договаривается об оптовых поставках сливочного и растительного масла, муки, сахара, дрожжей и прочего. Но нам никогда не позволяют есть фрукты, йогурт, шоколад или любые другие лакомства. Ради своей подготовки я также должна соблюдать особые правила: например, никогда не есть свежий хлеб. Мою порцию хлеба, который мы печем каждые две недели, систематически откладывают в сторону, чтобы она зачерствела.

Ублажать себя – это серьезный грех. Отец полон решимости лишить волшебства любые праздники. В особенности сезон зимних каникул – худший из всех, со всей той натужной жизнерадостностью, которую он порождает во всем мире. Я должна научиться не искушаться этими ложными празднествами. Для нас Рождество и Новый год означают увеличение работы. После ужина в Рождество мы с матерью должны снова вернуться в класс и заниматься еще шесть часов, до двух ночи. И учебный план на это время состоит из самых трудных предметов, таких как латынь, немецкий и математика… На следующий день, несмотря на пропущенные часы сна, отец не позволяет вносить никакие изменения в обычное расписание.

В прошлом году на Рождество приходил почтальон и предлагал нам календари, которые продавала почта. Отец пригласил его в дом и налил бокал коньяку. Потом сказал мне:

– Давай, Мод, выбери календарь.

Я рассматривала их один за другим; все они были такие красивые! В итоге я выбрала один с изображением умилительного выводка щенков. Подняв глаза, я поймала взгляд отца; он уставился на меня с мрачной яростью.

В конце концов мать сунула почтальону банкноту и проводила к выходу. Отец повернулся ко мне. Его голос прогремел как раскат грома:

– Когда я говорю тебе выбирать, Мод, это не означает «выбирать». Это означает брать то, что перед тобой, решительно, так чтобы никто не мог уловить ни малейшего колебания с твоей стороны. Выбор не имеет ничего общего с удовольствием. Только слабые мешкают и получают удовольствие от процесса выбора. Жизнь – это не удовольствие, это безжалостная борьба. Если ты показываешь кому-нибудь, что́ доставляет тебе удовольствие, ты проявляешь свою уязвимость. И этот человек воспользуется ею, чтобы раздавить тебя. Ведя себя так, как ты только что, ты подвергаешь нас всех опасности!

Я уверена, что мой отец прав. Но все же – как может он обвинять меня в одержимости удовольствиями? Я знаю, что такое удовольствия, их упоминают в книгах: мороженое, торты, вечеринки, танцы, рождественские елки… Все это – вещи, которых я никогда не видела и не ощущала, и, если совсем честно, я по ним не тоскую. Отцу нет необходимости тревожиться: я никогда не мечтала о рождественской елке.

О чем я мечтаю, так это о бабочках, жуках и листьях клевера. О цветках львиного зева, который похож на маленький ротик, когда сжимаешь их, заставляя раскрыться; и я воображаю, как разговариваю с ними, сожалея, что я не чревовещатель и не могу подарить им слова, соответствующие их движениям. О крыжовнике, который мы с Артуром потихоньку рвем, чтобы лакомиться кисловатыми ягодами. О птицах, летающих в небе, которым не преграда изгороди вокруг дома. И о горлицах, особенно когда они целуются друг с другом.

Жизнь – это не удовольствие, это безжалостная борьба. Если ты показываешь кому-нибудь, чтó доставляет тебе удовольствие, ты проявляешь свою уязвимость. И этот человек воспользуется ею, чтобы раздавить тебя.

После инцидента с календарем я усвоила, что должна маскировать восторг и энтузиазм, который вызывают у меня разные вещи. Теперь, видя что-нибудь замечательное, я веду себя совершенно безразлично.

Убийца

На взгляд моего отца, комфорт – одно из пагубных «наслаждений», которые необходимо подавлять. Постели не должны быть уютными, простыни – мягкими на ощупь, стулья – расслабляющими. Учитывая, как долго я просиживаю за роялем, мадам Декомб много раз рекомендовала сменить мой табурет на «бетховенский» стул со спинкой. Разумеется, безрезультатно.

Под тем же предлогом, несмотря на морозные зимы, свойственные северу Франции, этот огромный дом почти не отапливается. Мою спальню вообще не отапливают никогда, дабы она соответствовала канонам «сурового» воспитания. Иногда там так холодно, что окна промерзают изнутри. На протяжении полугода ложиться в кровать и вставать по утрам – это сущая пытка, так что я стараюсь одеваться и раздеваться как можно быстрее.