Расширение пространства борьбы - [6]

Мы снова поднимаемся по лестнице в ее кабинет. «Что ж, борись, милая Катрин…» – размышляю я с грустью. Она не блещет красотой. Помимо гнилых зубов, у нее еще и тусклые волосы, и маленькие, сверкающие злобой глазки. Грудь плоская, равно как и зад. Да, Господь Бог обошелся с ней неласково.

Думаю, мы с ней отлично поладим. По-видимому, она решила сама всё организовать, всё взять в свои руки, мне останется только приходить и давать ей необходимые пояснения. Это меня вполне устраивает; мне совсем не хочется с ней спорить. Вряд ли она в меня влюбится; у меня создалось впечатление, что она вообще не способна сблизиться с мужчиной.

К одиннадцати часам в кабинет шумно врывается новое лицо. Это некий Патрик Леруа, очевидно, он сидит в одной комнате с Катрин. Цветастая рубашка, джинсы, туго обтягивающие ягодицы, на поясе – связка ключей, звякающая при ходьбе. Он сообщает нам, что здорово вымотался. Провел ночь в джазовом клубе с приятелем, и им удалось «снять двух телок». В общем, он доволен.

Все время до обеда он будет звонить по телефону. Разговаривает он громко.

Тема третьего разговора сама по себе весьма печальна: одна их общая знакомая, его и его собеседницы, погибла в автомобильной аварии. И есть отягчающее обстоятельство – за рулем был другой их общий знакомый, которого он называет «этот самый Фред». Так вот, этот самый Фред совершенно не пострадал.

Все это по идее очень прискорбно, но циничная вульгарность его манер, задранные на стол ноги и идиотский жаргон заставляют забыть, о чем, собственно, речь: «Натали была такая классная… Такая клевая… Да, лажа вышла… Ты была на похоронах? Я на похороны не хожу, мне чего-то страшно. И потом, не вижу смысла… Хотя для стариков, может, и есть смысл. А этот самый Фред был? Ну и ну, до чего он везучий, этот педик».

Когда начался обеденный перерыв, я вздохнул с облегчением.

Во второй половине дня я должен был явиться к начальнику «отдела разработок по информатике». Не знаю зачем. Мне, во всяком случае, нечего было ему сказать.

Я прождал полтора часа в пустом полутемном кабинете. Зажигать свет не хотелось, отчасти из боязни выдать свое присутствие.

Перед тем как проводить в кабинет, мне вручили объемистый доклад под названием «Директивный план основных задач в области информатики по министерству сельского хозяйства». Опять-таки непонятно, с какой целью. Этот документ не имел ко мне никакого отношения. Он был посвящен, если верить вступительной главе, «попытке предварительной выработки определения для различных архетипических сценариев, создаваемых с установкой на конкретные задания». Такими конкретными заданиями – которые, в свою очередь, должны быть «подвергнуты более тщательному анализу для уяснения их целесообразности» – были, например: разработка различных аспектов государственной помощи фермерам; выведение смежных отраслей на европейский уровень конкурентоспособности; изменение торгового ассортимента в сторону увеличения доли свежих продуктов… Я быстро перелистал доклад, подчеркнул карандашом нелепые фразы. Например, такие:

«Достижение стратегического уровня возможно при создании глобальной системы информации, интегрирующей в себе гетерогенные подсистемы».

Или:

«Представляется необходимым срочно преобразовать действующую каноническую модель взаимосвязей в новую организационную динамику, которая позволит создать базу данных, ориентированную на объект».

Наконец пришла секретарша и сообщила, что совещание еще не кончилось и что ее начальник, к сожалению, не сможет сегодня меня принять.

Что ж, ладно… Я отправился домой. Мне за это платят, а в остальном – мое дело маленькое.

В метро, на станции «Севр-Бабилон», я увидел странную надпись, выведенную кем-то на стене:

«Бог предусмотрел неравенство между людьми, но отнюдь не несправедливость».

Я подумал: кто же он, этот человек, так хорошо осведомленный о замыслах Всевышнего?

Глава 8

Обычно в выходные я ни с кем не общаюсь. Сижу дома, занимаюсь уборкой; впадаю в легкую депрессию.

Однако в эту субботу, между восемью и одиннадцатью часами вечера, у меня назначена встреча. Я ужинаю с моим другом-священником в мексиканском ресторане. Ресторан хороший; с этим всё нормально. Но вот мой друг… По-прежнему ли он мне друг?

Мы вместе учились; нам было по двадцать лет. Совсем молодые люди. Теперь нам тридцать. Он, получив диплом инженера, пошел в семинарию – выбрал свой путь. Сейчас он приходский священник в Витри. Приход не из легких.

Я ем лепешку с красной фасолью, а Жан-Пьер Бюве говорит со мной о сексуальности. По его мнению, интерес, который наше общество якобы испытывает к эротизму (уделяя ему столько места в рекламе, в иллюстрированных журналах, во всех средствах массовой информации вообще), на самом деле чисто напускной. В действительности большинству людей эта тема быстро приедается; но они утверждают обратное: такое вот занятное ханжество наизнанку.

И он принимается излагать мне свою теорию. Наша цивилизация, говорит он, страдает от истощения жизненной силы. В век Людовика XIV, когда аппетит к жизни был велик, официальная культура упорно и последовательно ниспровергала наслаждение, отрицала власть плоти, настойчиво напоминала о том, что мирская жизнь может дать только несовершенные радости, что единственный источник истинного счастья – в Боге. Сегодня, утверждает он, никто не стал бы и слушать подобные суждения. Мы не можем обойтись без пикантных историй о любви, без эротизма, ибо нам необходимо снова и снова слышать, как упоительна и волнующа жизнь: потому, разумеется, что сами мы в этом слегка сомневаемся.