Расшифрованный Пастернак. Тайны великого романа «Доктор Живаго» - [45]

Ему насквозь были ясны пружины их пафоса, шаткость их участия, механизм их рассуждений. Однако не мог же он сказать им: «Дорогие друзья, о как безнадежно ординарны вы и круг, который вы представляете, и блеск и искусство ваших любимых имен и авторитетов. Единственно живое и яркое в вас, это то, что вы жили в одно время со мной и меня знали». Но что было бы, если бы друзьям можно было делать подобные признания! И чтобы не огорчать их, Юрий Андреевич покорно их выслушивал.

Дудоров недавно отбыл срок первой своей ссылки и из нее вернулся. Его восстановили в правах, в которых он временно был поражен. Он получил разрешение возобновить свои чтения и занятия в университете.

Теперь он посвящал друзей в свои ощущения и состояния души в ссылке. Он говорил с ними искренне и нелицемерно. Замечания его не были вызваны трусостью или посторонними соображениями.

Он говорил, что доводы обвинения, обращение с ним в тюрьме и по выходе из нее, и в особенности собеседования с глазу на глаз со следователем проветрили ему мозги и политически его перевоспитали, что у него открылись на многое глаза, что как человек он вырос.

Рассуждения Дудорова были близки душе Гордона именно своей избитостью. Он сочувственно кивал головой Иннокентию и с ним соглашался. Как раз стереотипность того, что говорил и чувствовал Дудоров, особенно трогала Гордона. Подражательность прописных чувств он принимал за их общечеловечность.

Добродетельные речи Иннокентия были в духе времени. Но именно закономерность, прозрачность их ханжества взрывала Юрия Андреевича. Несвободный человек всегда идеализирует свою неволю. Так было в Средние века, на этом всегда играли иезуиты. Юрий Андреевич не выносил политического мистицизма советской интеллигенции, того, что было ее высшим достижением, или, как тогда бы сказали, – духовным потолком эпохи. Юрий Андреевич скрывал от друзей и это впечатление, чтобы не ссориться».

Живаго пытается исцелить своих друзей от косноязычия. Доктор говорит о нехватке воздуха в комнате – общий мотив для советских поэтов, так ярко выраженный у Мандельштама. И еще в 20-е годы Марина Цветаева предсказывала Пастернаку: «Вы не израсходуетесь, но Вы задохнетесь».

Живаго убеждает друзей: «В наше время очень участились микроскопические формы сердечных кровоизлияний. Они не все смертельны. В некоторых случаях люди выживают. Это болезнь новейшего времени. Я думаю, ее причины нравственного порядка. От огромного большинства из нас требуют постоянного, в систему возведенного криводушия.

Нельзя без последствий для здоровья изо дня в день проявлять себя противно тому, что чувствуешь; распинаться перед тем, чего не любишь, радоваться тому, что приносит тебе несчастие.

Наша нервная система не пустой звук, не выдумка. Она – состоящее из волокон физическое тело. Наша душа занимает место в пространстве и помещается в нас, как зубы во рту. Ее нельзя без конца насиловать безнаказанно. Мне тяжело было слышать твой рассказ о ссылке, Иннокентий, о том, как ты вырос в ней и как она тебя перевоспитала. Это как если бы лошадь рассказывала, как она сама объезжала себя в манеже».

После этого разговора Живаго-Пастернак уходит из семьи, поселяется в комнате, снятой для него Евграфом-Сталиным, и пишет стихи и статьи об искусстве, т. е., наконец, начинает заниматься главным образом тем, чем Пастернак занимался всю жизнь. А погибает в первый день, когда направляется на свою врачебную службу в Боткинскую больницу, куда его устроили по милости Евграфа. При этом «он жил в нескольких шагах» от родных, «совсем у них под носом и на виду, в теснейшем кругу их поисков».

Седая дама в лиловом, которую видит из окна трамвая умирающий Живаго, «была швейцарская подданная мадемуазель Флери из Мелюзеева, старая-престарая». Она символизирует смерть. Флери обогнала «заблудившийся трамвай» Живаго и пережила его.

Живаго умирает в 1929 году в возрасте 37 лет, как Пушкин и Маяковский. Дата рождения героя высчитывается из указания, например из сообщения, что Нике Дудорову в 1913 году идет четырнадцатый год («Ему шел четырнадцатый год. Ему надоело быть маленьким»), а Юрий Живаго двумя годами его младше. Следовательно, он родился в 1892 году, а университет кончил в 1912 году, в возрасте 20 лет, как когда-то Шеллинг.

Три любви Бориса Пастернака

Хорошо известно, что «Доктор Живаго» – роман во многом автобиографический. С главным героем Пастернака роднит поэтическое творчество и восприятие действительности, но различают профессия, национальность, внешние бытовые обстоятельства жизни и биография в целом. Например, сам Пастернак любил топить печь, копаться в огороде, тогда как Юрий Живаго к решению бытовых проблем был не приспособлен.

Как врач, герой романа не раз характеризуется как «гениальный диагност». Пастернак стремился поставить окончательный диагноз той болезни, которой болеет Россия. Как отмечает писатель Дмитрий Быков, «фабула романа проста, очевиден и его символический план. Лара – Россия, сочетающая в себе неприспособленность к жизни с удивительной ловкостью в быту; роковая женщина и роковая страна, притягивающая к себе мечтателей, авантюристов, поэтов. Антипов – влюбленный в Лару радикал, революционер, железный человек действия; Комаровский – образ власти и богатства, торжествующей пошлости, жизненной умелости. Между тем предназначена Лара – да и Россия – поэту, который не умеет ее обустроить и обиходить, но может понять. Юрий Живаго – олицетворение русского христианства, главными чертами которого Пастернак считал жертвенность и щедрость. Россия никогда не достается поэту – между ними вечно встает то всевластная жестокость старого мира, то всевластная решимость нового; а когда покончил с собой Стрельников и пропал Комаровский – умер сам Юра Живаго, и союз их с Ларой вновь не состоялся».