Расщелина - [30]

Мэйра и Астра прибыли, когда их группа находилась в пещере. Пещеру осаждала орущая толпа врагов, которых поощряли криками с пляжа старухи.

Группы оказались примерно равными по силам, ибо «сражение» у входа в пещеру продолжалось до темноты. Мэйра, убедившись, что люди ее в пещере в безопасности, оставила их и бесстрашно направилась сквозь вражеское оцепление на пляж к старухам, уже понявшим, что одна из них куда-то исчезла, но не знавшим куда. Мэйра пригрозила старухам неизбежной смертью, если произойдет хоть еще одно убийство или даже если те только помыслят об убийстве. В рассказе об этом противостоянии большое внимание отводится орлам. Крылатые хищники спланировали от скалы Убиения и расселись на скалах как раз над лежащими старухами, откуда принялись поглядывать вниз. Угрожающе, как сообщают предания. Орлы знали, что Мэйра и Астра — друзья монстров, сообщали хронисты. Эпизод этот в обеих хрониках, мужской и женской, озаглавлен «Прибытие орлов» и излагается в том смысле, что именно это прибытие и склонило старух по крайней мере проявить сговорчивость и покладистость.

Мэйра решила, однако, что лучше убрать ненавидимых всеми новых детей с берега, хотя бы временно. Она вернулась в свою пещеру, вооруженная лишь собственными смелостью и авторитетом, молча прошла через толпу выкрикивавших оскорбления противниц, обвинявших новых детей в настырности и неуправляемости, и вывела своих из пещеры. Они направились к скале Убиения, на которой все еще восседали орлы, и далее в гору. В долине их уже поджидали.

При надлежащем уходе и охране дети вполне могли расти и здесь. Но все дети уже слышали об оленихах-кормилицах, выходящих из леса, чтобы накормить младенцев, и удержать любопытных от соблазна нырнуть в чащу оказалось нелегко.

Описанные здесь события — заговор Старых Их с целью уничтожения монстров, а также сторонниц Мэйры и Астры, — воспроизведены рассказчиками очень подробно и живо; чувствуется, что они произвели сильное впечатление не только на хронистов, но и на участников событий; и в результате мы тоже словно бы становимся их свидетелями, хотя и не знаем точно, как выглядели их участники.

* * *

И снова мы возвращаемся к словам, известным тем, кто не слишком удален от времени.

— И тогда… — Но когда именно?

— Затем… — За чем? После чего?

— Вскоре… — Как скоро?

И историк-современник, и историки былых времен, и все предыдущие хронисты вынуждены здесь задержаться. Записи, хотя и затронутые разрушительным воздействием времени, рассказывают нам какую-то историю, обладающую собственной логикой. Эта логика, не всегда сразу воспринимаемая, обеспечивает ей правдоподобие. Но затем история начинает пробуксовывать. Хотя определенные темы продолжают звучать, к примеру, борьба старого и нового. Справедливо это и в отношении сосуществования и сотрудничества двух общин, племени Расщелины и порожденных ими бывших монстров долины. Обе общины ладные, развивающиеся, процветающие под благосклонным взором покровителей-орлов. И вдруг история замирает. Предания иссякли. Рассмотрим, однако, подробнее, что же пришло к концу. Устная регистрация, на которой базируется история, — процесс непростой.

Прежде всего, люди должны решить, какого характера будут эта история и эта регистрация. Все мы понимаем, что существует столько версий изложения событий, сколько

рассказчиков. Какое-то событие подлежит регистрации, запоминанию. Значит, следует прийти к согласию, кто определит, какую версию, ту или эту, следует запомнить. Запоминаемое должно быть обкатано и отрепетировано. Но ведь сколько может быть этих репетиций! И какими спорами они при этом сопровождаются… Чья версия изложения останется в памяти? И вот наконец чья-то версия принимается и приводится к виду, в котором она ни у кого не вызывает заметных возражений. Затем ее прослушивают. В какой-нибудь пещере, где слушателям не мешает вой ветра или грохот волн. История рассказана, отложилась в памяти одного или нескольких запоминающих. Через какое-то время кто-то требует, чтобы историю пересказали в целях проверки новыми свидетелями. Все та же ли она? Не исказилась ли? Ничего не стерлось в памяти? И снова эта тщательно отточенная история пересказывается и запоминается следующими. Сложный, кропотливый процесс, вовлекающий многих участников, затрагивающий всех.

Да, устная история должна быть творением и собственностью народа. Представьте себе, к примеру, кто и когда принимал решение сохранить историю конфронтации Мэйры и старух, кто бы ни был Мэйрой и кем бы ни были старухи. Можно с уверенностью утверждать, что старухи не приняли бы версию Мэйры. Кто принимал решение, что события должна держать в памяти именно эта соплеменница, а не какая-либо иная? То же верно и для хроник мужчин.

Наши записи пестрят анекдотами, высвечивающими старух в потешном свете, — и старухи наверняка не согласились бы ни с одним словом, единодушно принятым нами.

Мы должны согласиться, что как племя Расщелины, так и мы, мужчины, вели параллельную регистрацию со всем положенным вниманием и старанием, и это продолжалось долго. Века. И что произошло потом?