Распутин - [43]

Величеству, как я взволнован тем, что произошло, и каким невероятным мне кажется обвинение, выдвинутое против меня». Перечитав письмо, обеляющее их, заговорщики решают придерживаться отныне именно этой версии, какой бы невероятной она ни была. Пуришкевич собирается ехать со своим санитарным поездом на фронт. Защищенный депутатской неприкосновенностью, он не боится ничего.

После полудня Феликс, который не так уверен в положительном развитии событий, как Пуришкевич, отправляется к министру юстиции Макарову, чтобы узнать, как вести себя. Он повторяет ему свою ложь, которую выучил назубок, так как уже рассказывал ее неоднократно. Но когда он подошел к эпизоду с Пуришкевичем, который в состоянии опьянения позволил себе неуместную шутку, Макаров восклицает: «Я хорошо знаю Пуришкевича, он капли в рот не возьмет. Насколько я помню, он член общества трезвости!». На мгновение сбитый с толку, Феликс замечает собеседнику, что можно позволить себе по значительному поводу: «Ему трудно было отказаться выпить, так как я праздновал новоселье», — брякнул он, чтобы как-то объяснить вышедшее из рамок поведение гостя. Министр делает вид, что поверил, и разрешает при желании уехать в Крым, к жене. Счастливый Феликс находит время побывать у своего дяди — Родзянко, председателя Думы, который был поставлен в известность о заговоре. Родзянко зычно поздравляет, его супруга даже благословляет родственника. Когда он возвращается во дворец великого князя Александра, чтобы собрать чемоданы (намереваясь уехать этим же вечером), телефонный звонок прерывает его приготовления. Со всех сторон друзья зовут, чтобы поздравить. Припрятав до поры до времени удовлетворение и гордость, он отвечает, что, увы, не имеет ничего общего со зловещим делом. Наконец удается избавиться от них, и он приезжает на вокзал прямо к отходу поезда. На перроне его арестует жандармский полковник: «По распоряжению Ее Величества императрицы, вам запрещено выезжать из Петрограда. Возвращайтесь во дворец великого князя Александра и ждите дальнейших указаний». В ярости Феликс подчинится. Великий князь Дмитрий тоже будет арестован без объяснения причин на все время следствия.

В Царском Селе императрица, в смертельной тоске, каждую минуту ждет новостей о пропавшем. Анна Вырубова не отходит от царицы и пытается ее убедить, повторяя и повторяя, что надежда еще есть. Но Александра Федоровна предвидит худшее. Она пишет своему мужу, задержавшемуся в Ставке, в Могилеве: «Мы собрались все вместе. Можешь представить наши чувства, наши мысли? Наш Друг исчез. Сегодня ночью у Юсупова произошел большой скандал, большой сбор, Дмитрий, Пуришкевич и другие — все пьяные. Полиция услышала выстрелы. Пуришкевич вышел и кричал, что наш Друг убит. Полиция и судебное ведомство сейчас у Юсупова. Я все еще надеюсь на Божью милость. Может быть, ты пришлешь кого-нибудь! Я прошу тебя, пришли Воейкова[18]; мы здесь две женщины с нашими слабыми головами. Я держу Аню (Вырубову) здесь, так как теперь они могут взяться за нее. Я не верю, я не могу верить, что Он убит…

Спаси нас, Господи! Какая невыносимая тоска (я спокойна, я не могу поверить в это). Приезжай поскорее»[19].

По мере того как идет время, предчувствия обеих обостряются. «Он убит, — напишет Анна Вырубова в дневнике. — При участии великого князя Дмитрия Павловича, это очевидно… и еще муж Ирины (Феликс Юсупов)… Труп не найден… Труп, Боже мой, труп… Ужас! Ужас! Ужас!». И еще: «Как они могут жить, эти убийцы? (…). Мама (царица), бледная, как лист бумаги, упала в мои руки. Она не плачет, она вся дрожит. А я, обезумевшая от горя, я мечусь около нее. Как я боялась! Внутри такой ужас, мне казалось, что мама или умрет скоро, или потеряет рассудок».

Не доверяя медлительной курьерской почте, царица телеграфирует мужу и просит его срочно вернуться. Затем, достав из комода распятие, которое ей дал старец, она подносит его к губам и говорит Ане: «Не плачь, я чувствую, как частица Его силы передается мне. Ты видишь, я царица, я сильна и могущественна. О! Я им покажу!». И вешает крест Распутина себе на шею.

Утром 17 декабря 1916 года, кто-то, переходя Петровский мост, обнаружил кровавые следы на парапете. Сообщают в полицию и 18-го на рассвете начинаются поиски. Новая телеграмма от царицы Николаю II: «Я молилась в дворцовой часовне. Еще не нашли ни следа. Полиция продолжает расследование, не совершили ли преступление двое несчастных. Но мы не теряем надежды. Приезжай поскорее. Ты мне ужасно нужен!».

И вот полицейские обнаруживают еще следы крови, на береговой опоре моста, и совсем рядом калошу. Дочери Распутина ее узнали. Да, их отца. Вскоре опускают водолаза. Напрасно. 19-го полицейские вновь начинают искать в нижней части моста. На расстоянии двухсот метров их взгляд привлекает кем-то брошенная шуба. Водолаз опять спускается и на этот раз обнаруживает труп, вмерзший изнутри в лед, покрывающий реку. Тело отправляют в военный госпиталь в Чесме, рядом с Царским Селом. Вызванные на опознание Мария и Варвара с ужасом видят замерзший труп своего отца. «У него был проломлен череп и разбито лицо, — плакала Мария. — Волосы слиплись от крови. Выбит правый глаз. Он висит на щеке и удерживается лоскутком кожи».