Распутин - [376]
Слева высились покрытые лесом скалы, внизу, на большой уже глубине, виднелось изумрудное, сказочно-прекрасное Konigssee, и с наслаждением дышала грудь крепким воздухом, пропитанным запахом смолы и снегов. А вокруг — торжественно немое царство прекрасных вершин. Уже проступает по телу горячий пот, уже стучит напряженнее сердце, но выше, все выше!
«Года понадобились мне, чтобы нащупать в сумраке жизни великую истину, которую, несмотря на тысячелетний опыт, так странно не замечает человечество, истину о том, что владыка жизни — слепой случай и что поэтому никогда — никогда! — задачи, которые ставят себе князьям сыны человеческие, не осуществляются, что всегда — всегда! — результаты наших усилий в области заданий общественных бывают иные, часто прямо противоположные тем, которых мы добивались. Недавно на Пасхе монахини-урсулинки>{236} подарили Наталочке — теплой волной прошла по сердцу любовь… — изящно раскрашенное яичко, но яичко нечаянно разбилось, и мы все не знали, куда деваться от нестерпимой вони, заполнившей весь дом. Все, что люди, а в особенности князья, ни придумывают, в результате всегда страшная вонь: страдания, кровь и бессмыслица. Вот мы с милым Сергеем Терентьевичем думали, что спасут Россию и крестьянство наше хутора, а я живу среди таких вот сытых баварских хуторов и вижу, что крестьяне как сыр в масле катаются, а среди их сытых хуторов германская интеллигенция вымирает с голоду, топятся матери с детьми, стреляются старики. Не имея таких сытых хуторов, школ, хороших дорог, газет, мы страшно преувеличиваем значение их в жизни. Здесь вот все это есть, но — жизнь людей так же бедственна, и нисколько они не счастливее. Ясно, что нужны людям в первую голову не хутора, не республика, не монархия, не диктатура пролетариата, не хорошие дороги, не газеты, а что-то совершенно другое, стоящее над всем этим. И прежде всего нужно примирение, ибо или все виноваты, или — если проникновенно принять во внимение могучий размах тысячелетних сил, живущих в груди каждого человека и владеющих им, — никто не виноват, тем более что все грехи свои люди оплачивают страданиями. И потому мир, мир, мир прежде всего!..»
Справа деревья вдруг расступились, и открылась небольшая площадка на скале, которая совершенно отвесной стеной поднималась из изумрудного озера, лежавшего теперь далеко-далеко внизу. Вокруг все тот же тихий и торжественный мир заоблачных вершин, среди которых на том берегу царил, окованный снегами, прекрасный Вацман… Евгений Иванович почувствовал, что он устал и проголодался. Он сел на нагретую скалу, достал из рюкзака еду, подкрепился и, глядя в солнечные голубые бездны, продолжал под торжественные гулы весенних лавин думать свои думы:
«Но я не хочу обольщать себя сказками. Всю жизнь прежде всего я искал правды, — не откажусь я от нее и теперь никакой ценой. Мир… Так. Но возможен ли он?
Все человечество с самого начала его истории представляется мне разделенным на два количественно неравных лагеря: на людей с тихой и светлой душой Авеля>{237} и на людей с душой темной и жесткой Каина. И темный Каин всегда стремится захватить себе все. Разве не Каины поднесли чашу с цикутой светлому Сократу? Разве не темные Каины распяли Христа? Разве не Светлый крикнул в лицо Темным свое удивительное: «А она все-таки вертится!»>{238} И на всем протяжении истории видно это жуткое разделение. И нет никакого моста, который соединял бы эти два различных мира. А если иногда и происходило что-то такое похожее на соединение, то становилось еще страшнее: у светлого Авеля вдруг вырастали страшные клыки Каина и щетинилась на загривке звериная шерсть… Ведь из нежной галилейской сказки выросла инквизиция, ведь Его именем замучено людей, может быть, не меньше, чем замучил их какой-нибудь Аттила. Его имя оказалось знамением в волосатых руках Темных, и они залили мир кровью во имя Его, друга птиц небесных и полевых лилий… Мы все знали святых революционеров. Как ни далеки они от нас, людей с опаленными крыльями, все же мы не можем не сказать о них с умилением: да, это были светлые дети Божий. И на наших глазах пьяные матросы и проститутки, подлые карьеристы и беглые каторжники вырвали у них из слабых рук светлое знамя и сказали: «Это знамя понесем теперь жизнью мы». И тотчас же открылись смрадные вертепы чрезвычаек, реками полилась человеческая кровь, и содрогнулась земля от неслыханных преступлений. Все содержание истории представляется мне борьбой Темных за господство. И для борьбы этой они готовы принять какое угодно знамя: Любовь, Родина, Нация, Интернационал, Бог, Справедливость, Империя, все, что угодно… Темные Каины владеют жизнью, и все усилия Светлых победить их в течение тысяч лет не привели ни к чему. Мир — какой же возможен между ними мир? Мир может быть куплен только ценою отказа Светлых от того, что их светлыми делает…»
