Распутин наш - [70]

– Ну-с, Рузский, – Торнхилл издевательски по буквам произнес фамилию командующего Северным фронтом, – стало быть, вы решили за нашей спиной сыграть свою игру? Надеетесь прослыть героем нации, повысить свои политические шансы, так сказать?

– Джон… Простите, сэр… Мне кажется, я никогда не давал повода сомневаться и всегда говорил…

– Неважно, что вы говорите, Рузский, гораздо важнее, что вы делаете! Вы создаёте проблемы серьёзным людям, заметьте, весьма могущественным! И прекрасно знаете, что бывает…

– Я ничего не знал! – взвизгнул генерал, – всё произошло… происходит помимо моей воли! Я всё исправлю!

– Интересно – как? – саркастически скривился Торнхилл.

– Я намерен снять с командования 12й армией генерала Радко Дмитриева.

– Это даже не обсуждается…

– Верну войска на исходные позиции…

– Вы от расстройства совсем рехнулись, Рузский? – дерзил британский майор, глядя на русского генерала с невыразимым презрением.

– Я не знаю… Я что-нибудь придумаю…

– Думайте быстрее, генерал, и запомните: то, что недалёкие люди считают однозначным успехом, в донесениях должно быть представлено, как бесповоротная и полная неудача…

Майор Торнхилл вышел из здания штаба Северного фронта и сильно, до боли потер виски, не снимая фуражку. Голова раскалывалась от бессонницы и выпитого кофе. «Опять щенячьи глаза и тупое овечье блеяние азиатских туземцев при виде „белого сахиба“. Это не игрок и даже не фигура. Пыль под ногами. Одноразовый инструмент. Кто же тогда? Какой неведомый противник вмешался в филигранную партию по выведению России из списка стран-победителей, разыгранную так тщательно и заботливо? Кто точечными, чрезвычайно болезненными уколами разрушает зыбкий карточный домик сдерживания и противовесов, выстроенный вокруг царской армии? Даже такое хорошо законспирированное оружие – революционная ячейка в Сибирской дивизии, имеющая задачу сорвать наступление, – оказалось блокировано. 17-й полк просто не послали в атаку. Просидев сутки на собственных позициях, стрелки без боя заняли оставленные ландвером траншеи. Протестовать против такого наступления было глупо. Поэтому революционеры старались не отсвечивать и предпочли вместе с другими однополчанами радоваться бескровной победе. Кто это всё делает? Гучков? Гурко? Нужно ехать в ставку Главнокомандующего и принять решение, особенно по Непенину, покопавшись в мозгах тамошних обитателей. Этот сонный адмирал вдруг сорвался с места и утащил в открытое море главную ударную силу предстоящей революции – матросов Балтфлота. Как в дымовую трубу, улетели огромные деньги, вложенные английской разведкой в пропаганду, подкупы и чистейший, качественный кокаин для скучающих команд линкоров. Их требовалось вернуть во что бы то ни стало…»

Генерал Рузский, проводив взглядом широкую спину британского офицера, с облегчением вздохнул и снова уселся за чистый лист бумаги, стараясь собрать в кучку разбегающиеся мысли. Идиотская ситуация, когда по поводу достигнутого его войсками военного успеха полагалось не радоваться, а горевать, вымораживала и ломала психику. Но честолюбие боевого офицера слабо и неуверенно сопротивлялось клятвам, принесенным генералом при зачислении в масоны, некрасивому компромату из кокаиновой зависимости и совсем нехорошим распискам в руках англичан.[47] А значит, требовалось быть решительным и бескомпромиссным, даже если речь шла об этом болгарском генерале, с которым Рузский съел пуд соли.

– Ваше высокопревосходительство! – голос адъютанта был вежлив, но тревожен, – с Вами просят срочно выйти на связь Его высокопревосходительство генерал Гурко, господин Гучков и Его высочество великий князь Николай Николаевич…[48]

Генерал Рузский раздраженно бросил перо, нервно смяв бумагу.

– Да что происходит, черт побери?!!..

Глава 19. Geheime Mächte [49]

В Германской империи Восточная Пруссия была самой дальней окраиной. Для немцев «Кёнигсберг» звучал примерно так, как для русских «Владивосток», но только географически. Пруссия – центр, «откуда есть пошла земля» германская, точка сбора разрозненных княжеств в могучую империю, с которой считаются все мировые державы. По этой причине, а также благодаря врожденной немецкой рачительности, эти земли обхаживали вдумчиво и тщательно. Развитая инфраструктура, брусчатка даже в маленьких селах и, конечно, огромные, красивые школы. Бисмарк после победы над Францией сказал: «эту войну выиграл прусский школьный учитель», скромно умолчав о тех гигантских вложениях в образовательную систему, инициатором которых он являлся. Школы – такие же прусские доминанты, как кирхи. Помнится, и в Петербурге до войны лучшие учебные заведения держали немцы.

Традиционно аграрная Пруссия в начале XX века стала очень индустриальной. Немцы были законодателями промышленности и в Средние века, затем порядком отстали от англичан, но при Втором рейхе всё наверстали. Крупнейшими промышленниками Европы начала XX века были англичане Армстронги, за ними – немцы Круппы, и только потом – русские Путиловы. Рур, Силезия, Дрезден, Гамбург… Пруссия была далека от производственных гигантов, но что-то промышленное тут располагалось чуть ли не в каждом городке.