Распутье - [3]

Сборник назван словом «распутье». Кто-то может усмотреть в этом намек на фамилию президента. В сборнике есть статьи, посвященные наступившему периоду российской истории. В ней содержатся критические соображения. Но они относятся к социальной организации страны и той ситуации, которая сложилась независимо от президента. Так что эта ассоциация лишена смысла. Как пояснил сам Зиновьев, слово «распутье» является наиболее адекватным для лаконичной характеристики того состояния, в котором оказались россияне в результате переворота, произошедшего в горбачевско-ельцинские годы. Он вложил в это понятие наряду со смыслом, который фиксируется словом «распутье» (перекресток дорог), также смысл, выражаемый словом, «распутица» (время, когда дороги оказываются непроходимыми). Он рассматривает распутье как ситуацию, когда дорог вроде бы много, а выбора почему-то нет, ни по одной из этих дорог практически идти нельзя, когда вроде бы выбираешь одну дорогу, а идешь по другой, и вроде бы идешь, а никуда не движешься. Нечто подобное происходит с Россией. Дорог много, но ни одна из них не сулит ничего хорошего — как ни печален этот вывод Зиновьева, социолога и публициста, стоит к нему прислушаться.

А. А. Гусейнов

Академик РАН, заместитель директора

Института философии РАН

Предисловие

Социологической публицистикой я называю особую форму интеллектуальной деятельности, в которой социологические идеи рождаются, обрабатываются и излагаются для широкой непрофессиональной аудитории в статьях и в интервью в газетах и журналах, а также в публичных устных заявлениях (докладах, лекциях, сообщениях). Подчеркиваю: по содержанию идеи при этом являются социологическими, т.е. относятся к социальным объектам, которые исследуются или могут исследоваться в особой науке — в социологии, но формулируются эти идеи в языке так, чтобы их в какой-то мере могли понимать люди, не являющиеся профессионалами в сфере социальных исследований, но проявляющие интерес к социальным объектам. Социологическая публицистика не есть раздел журналистики, хотя и появляется в средствах массовой информации. Она не есть и орудие политической и идеологической пропаганды, хотя и используется кем-то для этой цели. Такого рода публицистика есть деятельность в сфере социальных исследований, лишь вынужденная прибегать к этой форме в силу обстоятельств, сложившихся для тех, кто был лишен возможности для нормальной (в принятом смысле) научной работы в этой сфере. Именно такая ситуация сложилась для меня с самого начала моей исследовательской деятельности и сохраняется до сих пор, так что я вынужден даже мои профессиональные социологические работы делать как произведения социологической публицистики, не рассчитывая на признание в профессиональной среде.

Изначально у меня не было никакого желания обращаться к социологической публицистике, поскольку ее еще не существовало. Да и сейчас вряд ли о ней можно говорить как о социально значимом, устойчивом и признанном явлении. Появляется много книг и статей на социальные темы, имеющих довольно широкий общественный резонанс. Но авторы их, как правило, суть дилетанты в понимании социальных объектов или опираются на социологические концепции, которые не отвечают критериям научности. Да и по своим целям они выходят за рамки интересов научных исследований. Я начал свои «партизанские» исследования реального советского коммунизма еще в юношеские годы. Но о том, чтобы делать это официально и тем более кому-то сообщать результаты своих размышлений, и думать было нельзя. Я впервые начал публиковать мои мысли на этот счет лишь в 1976 году, причем — на Западе и в форме литературных произведений (социологических романов, по моей терминологии). Успех их на Западе был неожиданно для меня колоссальным. Оказавшись в эмиграции, я стал получать бесчисленные предложения со всех концов планеты давать интервью, печатать статьи и делать публичные выступления перед самой разнообразной аудиторией. И это стало главным в моей жизнедеятельности в течение более двадцати лет и основой моего литературного и научного творчества. Сколько я дал интервью, напечатал статей, сделал выступлений по радио, телевидению и со сцены в многолюдных аудиториях, сосчитать невозможно. И тем более собрать это. Все это рассеяно по всей планете, многое вообще исчезло бесследно. Большей частью это были импровизации. Многое (если не основная часть) обдумывалось в самолетах, поездах, автомашинах, отелях, ресторанах и т.п. Я видел своими глазами мир, лично общался с тысячами людей самых различных категорий, просматривал бесчисленные книги, журналы, газеты. Это был фактический объект моих наблюдений и моя творческая лаборатория. Лишь небольшая часть из моей социологической публицистики была опубликована в специальных сборниках «Без иллюзий» (1979), «Мы и Запад» (1981) и «Ни свободы, ни равенства, ни братства» (1983).

Начиная с 1984 года, объектом моей социологической публицистики стали события, происходившие в Советском Союзе и после его распада в России. Она особенно интенсивной стала после возвращения из эмиграции в Россию в 1999 году. В этот период были опубликованы сборники статей «Горбачевизм» (1988), «Посткоммунистическая Россия» (1996), а также книги «Гибель русского коммунизма» (2001) и «Русская трагедия» (2002), наполовину состоящие из статей данного периода.