Расправить крылья - [27]

— А можно не спрашивать?..

Он обнял меня и — совершенно восхитительно и определенно по-новому — поцеловал. Это был совсем другой поцелуй, как будто что-то изменилось в Арнульфе после моего триумфа в постели. Причем новыми были не только объятия и поцелуй, но и интонация, и тембр голоса, и взгляд моего «крылатого» любовника. Впрочем, может быть, мне просто хотелось, чтобы это было так?

— Вот, — он показал на столик, — все свежее, деревенское… Я принесу из кухни фужеры?

— Конечно. — Я кивнула. — Еще ножик и дощечку для сыра.

— Ирен, — он не двигался с места. — Ты точно не хочешь спать? Скажи, я не обижусь. Тебе ведь на работу…

— Ерунда! — Я беспечно махнула рукой, подумав: в конце концов, имею я право раз в жизни забыть про коммерцию? Тем более что Мишель сам предлагал мне не выходить в понедельник. И вообще, ему полезно побыть одному и подумать, справится ли он без меня. — Я не пойду.

— Тебе ничего не будет от патрона? Он к тебе хорошо относится?

— Я сама себе голова, Арнульф. — Что это он заинтересовался моей работой? — Кстати, как тебя называют домашние и друзья? У тебя просто невозможное имя…

— Имя как имя. Святой Арнульф — покровитель пивоваров, его изображают с пастырским жезлом, которым он помешивает в чане с пивом. Очень популярный святой, кстати. — Арнульф простодушно оправдывался, и мне сделалось неловко за свою бестактность. — Когда я был маленьким, мама называла меня Нульф.

Кошмар! Я даже расстроилась — это никуда не годится, разве что в качестве клички для собаки.

— Сестра до сих пор зовет Нуль, она старше меня почти на шестнадцать лет. А друзья называют Арни.

— Арни?

— Да, только ударение на первом слоге. Ты очень красивая. — Он стоял посреди гостиной и любовался мной.

Конечно, я в восторге от его восхищения моей персоной, но сколько можно?

— Арни, а ты не хочешь чего-нибудь посущественнее винограда с сыром? Я купила отбивные, овощи, зелень… — И тут мне самой ужасно захотелось жареного мяса. — Пойдем, — я поднялась с дивана, — я моментально приготовлю в микроволновке. — Они нежные, из вырезки.

Арнульф как на привязи пошел за мной на кухню.

Я открыла холодильник и увидела вчерашние персики.

— Ты так трогательно убрал персики, — сказала я, доставая свои припасы.

— Это не я, это медведки.

— Я сразу так и подумала. — Я вытащила из микроволновки противень и стала укладывать на него тоненькие ломтики мяса. — Конечно, медведки.

— Ирен, не стоило из-за меня среди ночи затевать готовку.

— Не хочешь, не ешь, а я очень люблю жареное мясо. — Я сунула противень в печку и принялась мыть овощи.

— Любишь мясо? Интересно, а Мона Лиза тоже любила жареное мясо?

— Мона Лиза? Ты имеешь в виду Джоконду?

— Да. Что она вообще ела?

— Не знаю. — Я пожала плечами. — Что они там все в Италии едят? Макароны, наверное, пиццу… А почему ты об этом спрашиваешь?

— Так. В голову пришло. — Он внимательно наблюдал за тем, как я нарезаю кружочками помидоры и полосочками — сладкий перец. — Я не об этом хотел тебя спросить.

— О чем? — Я открыла дверцу микроволновки и перевернула отбивные. Они уже довольно заманчиво пахли. — Спрашивай.

— У тебя в спальне манекен и рулоны грубой бумаги. Зачем они тебе?

— Я строю лекала. Потом по ним шьют одежду.

— Дома?

— Почему дома? На фабрике. — Я вытащила противень с мясом. Оно замечательно поджарилось.

— Нет, я не о том. Просто я не понял, почему ты занимаешься этим дома? Ты же работаешь в конторе.

— В конторе у меня много других дел.

Листьями салата я застелила большое блюдо. Говорить ему, что я владею фирмой, или не говорить? В обжигающе горячие ломтики вырезки я завернула полосочки перца и положила эти рулетики на салатные листья вперемежку с кусочками помидоров, а сверху посыпала зеленью.

— Произведение искусства! — восторженно сказал Арни. — Ты просто художник.

— Просто я люблю готовить. — Я не стала уточнять, что рецепт этого блюда только вчера прочитала в своем любимом журнале под рубрикой «Если к вам неожиданно нагрянули гости». — Отнеси, пожалуйста, в гостиную и захвати хлеб. Я пока разогрею соус. — Я полезла за скляночкой припасенного бешамеля в холодильник.

— Ирен, — Арни вернулся на кухню, послушно выполнив мои указания, — вообще-то я собирался нарисовать тебя. Я принес пастель и хотел попросить кусок этой твоей бумаги для лекал. — Он как будто стеснялся своей просьбы. — Если тебе не жалко…

— Но она ведь темная и грубая! Ты не стесняйся, возьми хорошую в столе.

— Для пастели, — он ласково усмехнулся, — нужна именно такая, неровная, волокнистая. Пастель будет держаться еще лучше, если бумагу потереть наждаком. Дай мне, пожалуйста, нож, я отрежу от рулона кусок бумаги, он распрямится, пока мы будем пировать.

— А тебе не подойдет вот это? — Я отодвинула занавеску, там, на стене возле окна, у меня на гвоздиках висели связки старых лекал. — Они уже ровные, просто убери ножницами лишнее.

— Ты сама это сделала? Какие красивые неожиданные формы! Потрясающе! — Я не ожидала столь бурного припадка восторга. — Здесь нет ничего лишнего!

— Арни, хватит. У тебя все потрясающе, что связано со мной. Нормальные рабочие лекала. Пойдем, мясо остынет.