Расплата - [25]

Панов переглянулся с Василием, отер губы.

- Спасибо, Захар Алексеевич, Василиса Терентьевна, спасибо. Наелся как следует. Давно не ел домашней каши. Пойду проверю, накормили ли моих бойцов. - И встал из-за стола.

- Не на чем, - буркнул Захар. Он ждал, что гость перекрестится, но не дождался.

...Василий проводил Панова до ручья, бегущего по Кривушинскому оврагу.

- Ты понимаешь, Алексей, отец хороший мужик, честный, но...

- Не объясняй, понимаю.

Захар ожидал Василия на крыльце, загородив собою дверь:

- Так ты что же... коммунистом стал?

- Да, батя. За большевистскую правду буду бороться, пока сил хватит.

- Так-так... А может, пожалел бы отца-то? Не страмотил бы на все село?

- А может, - в тон отцу ответил Василий, - отец признает сына взрослым? У него у самого уже семья...

- Ну что ж... знать, и я перед богом виноват. Не совладал, упустил. Пороть поздно... Эх, горе-горюхино! - едва слышно заключил он и, сгорбившись, ушел в избу.

Василий закурил, постоял на крыльце, всматриваясь в тревожную темноту села.

Тихо подошла Маша:

- Как же я-то, Васенька?

- Чего тебе?

- Неужели ты кресту не веришь, в бога не веришь?

- Не верю...

- Как же мне-то?

- Коли любишь - с безбожником жить будешь.

- Грех тебе, Вася, сумлеваться во мне. На смертушку страшную пойду за тобой.

- Ну вот и хорошо! - Василий ласково обнял ее.

...А Захар долго еще ходил по избе. Крестился, просил бога вразумить непутевого сына и каждую молитву заключал своим неизменным: "Эх, горе-горюхино!"

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

С вечера к сходной избе потянулись девушки и молодки. Продотрядчики успели перемигнуться с ними... И вот они уже тут как тут. Жаль, нет гармошки или балалайки, а то бы... Но и "под язык" петь и плясать можно. Тонкий девичий голосок несмело запел:

Сирень-ветка, сирень-ветка,

сирень-ветка хороша,

кто в любови понимает,

тот целует не спроша.

Бойкий звонкий голос молодухи ответил:

Я плясала, плясала,

с меня шаль упала!

Ребятишки-шваль,

поднимите мою шаль!..

Продотрядчик Петька Курков, конопатый курносый крепыш, самый молодой в отряде, выскочил из избы, заломил картуз набок, выпустив на волю курчавый чуб.

- Здравствуйте, дорогие товарищи девушки! - Он жеманно поклонился. Привет вам от рабочего класса, пролетариата, то есть. И от меня, Петьки Куркова, лично персонально!

- А ты нешто рабочий класс? - смеясь, спросила кудрявая рыжая молодка.

- Я, можно сказать, артист... из рабочего класса, а отец мой тамбовский железнодорожник. И я хоть артист, а могу фуганить, рубанить, дыры хорохорить, фортепьяны фортепьянить.

- Ха-ха-ха...

- А Нам сказали, что вы грабители.

- Это, дорогие девушки, наговор. У грабителей животы за ремень выползают, а у меня видите? - Он сунул руку за широкий обвислый ремень.

Девчата захохотали.

Его окружили, жадно ловя глазами крепкие плечи и милое курносое лицо с залихватским чубом. Даже часовой, шагавший вокруг хаты, остановился послушать, как Петька точит лясы.

Панов следил за Петькой через окно. Покачал головой и сказал политкомиссару Забавникову, пожилому рабочему, сидевшему рядом на лавке:

- Прямо настоящий артист. Ему бы на сцене выступать.

- Придет время - будет выступать, - ответил тот.

А Петька уже плясал вприсядку, похлопывая ладонями то по земле, то по груди, а то и по "сиденью", вызывая этим взрывы смеха и вольные шуточки молодок, Он плясал под общий наигрыш и ритмичные удары в ладоши, а изредка в этот шумовой оркестр вплетались и бесшабашные голоса частушечниц.

И - кинулась рыжая в круг к Петьке:

Конфеты ела,

похрустывала...

Меня мил целовал

я не чустывала...

Петька вошел в азарт, подскочил, ухнул и тоже запел:

Как дед бабку

завернул в тряпку,

поливал ее водой,

хотел сделать молодой...

А та, рыжая, подплыла к Петьке павой и, заглядывая в глаза, тоненько так затянула:

Милый мой, для тебя,

еще раз - для тебя,

а еще для кого

я не сделаю того...

- А что, товарищ Панов, - заговорил комиссар Забавников, поглядывая в окно, - почитать бы им что-нибудь... Как думаешь, будут слушать?

- Пригласи, - ответил Панов. - Только керосину в лампе мало. Кулаки пожгли. Видать, ночами заседали.

Пожилые продотрядчики сидели на корточках у порога, в их руках мигали красные огоньки цигарок. Они увлеклись весельем, покрикивали, подбадривали Петьку, поджигали стоящих рядом молодок на пляску. А их и поджигать не надо - сами рвутся.

На улицу вышел Забавников и, дождавшись конца пляски, громко объявил:

- Приглашаем вас, барышни, к нам в гости. Мы вам хорошую книжку почитаем.

Приглушенный говорок пробежал по кругу и замер где-то за Петькиной спиной.

- А то што ж... и это дело! - вызывающе ответила рыжая плясунья, взмахнув платочком, который слетел с ее головы во время пляски. - Што ж, пошли, девки, побаски слухать?

- Пошли!

2

В ту же ночь задворками, по огородам, к дому Юшки крадучись шел Сидор.

Дверь Юшкиной избы оказалась открытой.

- Есть кто дома? - тихо спросил Сидор, сунув голову в темный проем двери.

- Есть, есть, проходи. Кто там? - ответила Авдотья.

- Это я... Сидор.

- Батюшки-матушки, - растерялась Авдотья.

- Што дверь-то ночью нараспашку держите?