Расплата - [4]

На улице Оливия пересекла автостоянку с заплатанными выбоинами и забралась в свой пикап. Значит, РД знал о ее визитах в полицейское управление. Отлично. Наверное, весь город уже знает об этом, и скоро эти слухи дойдут до ее босса в «Третьем глазе» и даже до университета, в котором она училась на выпускном курсе.

Замечательно. Она завела старенький «Форд-Рейнджер» и с ревом выехала со стоянки. Она не хотела думать о видениях, которые у нее были, об этих проблесках зла, которые она иногда чувствовала, а не видела. От обрывочных, мелькающих фрагментов ужасных событий, которые проносились в сознании, у нее мурашки бежали по коже. И эти кошмары так ее беспокоили, что она обратилась в местную полицию.

Там решили, что у нее не все дома, и осыпали насмешками, вынудив уйти.

При этой мысли у нее по шее заструилось тепло. Она включила радио и слишком быстро завернула за угол. Шины «Рейнджера» протестующе взвизгнули.

Иногда быть внучкой Вирджинии Дюбуа было мучительней, чем оно того стоило.

– Прости меня, господи, ибо я согрешила, – прошептала голая женщина, не имеющая возможности говорить громко или кричать из-за тугого ошейника. Стоя на коленях, прикованная к пьедесталу раковины, она, очевидно, не осознавала величину своих грехов или причину, по которой ее наказывали, не понимала, что на самом деле он ее спасал.

– Скажи мне, – прошептал Избранник. – За какие грехи?

– За... за... – Женщина выпучила наполненные ужасом глаза и заморгала, пытаясь думать, но она не раскаивалась, а была просто напугана и говорила то, что, по ее мнению, убедит его отпустить ее. По щекам у нее струились слезы. – За все мои грехи, – в отчаянии произнесла она, пытаясь угодить ему и не зная, что все это бесполезно, что судьба ее предопределена.

Она тряслась от страха и дрожала от холода, но скоро все изменится. В крошечную ванную через вентиляцию уже начал просачиваться дым. Недолго осталось ждать и пламени.

– Пожалуйста, – прохрипела она. – Отпустите меня из любви к богу!

– Что ты можешь знать о любви к богу? – спросил он, затем, борясь с охватившим его гневом, он положил руку в перчатке ей на голову, словно желая успокоить ее. Через распахнутое окно до него донесся шум автомобиля. Пора заканчивать, пока огонь еще не привлек внимания.

– Ты грешница, Сесилия, и тебе придется заплатить за свои грехи.

– Вы схватили не ту женщину! Я не... та... я не Сесилия. Прошу вас, отпустите меня. Я не скажу никому ни единого слова, обещаю. Клянусь, никто об этом не узнает. – Она в отчаянии вцепилась в подол его стихаря. В определенном смысле она была грязной. Как и остальные, она была шлюхой. Он переключил внимание на радио, стоящее на подоконнике, и быстро повернул ручку. Из динамиков полились звуки знакомой музыки, но постепенно затихли на фоне страстного женского голоса.

– Это доктор Сэм с последним воспоминанием о дне, когда был убит Джон Ф. Кеннеди, один из наших лучших президентов... Позаботься о себе, Новый Орлеан. Доброй ночи, и да благословит тебя бог. Неважно, какие у тебя сегодня заботы, ведь всегда наступит завтра... Сладких снов...

Избранник принялся крутить ручку настройки и услышал сначала шум помех, потом радостное щебетанье дикторов, прежде чем нашел то, что хотел: органную музыку. Звучание было мощным, почти как в храме.

Вот теперь можно было переходить к самому главному.

Под пристальным взглядом шлюхи он вытащил меч из-за шторки душа.

– О господи. Нет! – Сейчас она в полном неистовстве стала дергать цепь, отчего ошейник на ее шее затянулся еще туже.

– Слишком поздно. – Его голос был сдержанным и спокойным, но в душе он дрожал – не от страха, а от предвкушения. В крови резко подскочил адреналин, его самый любимый наркотик. Уголком глаз он заметил, что пламя начинает лизать решетку вентиляции. Время пришло.

– Нет, пожалуйста, не надо... о господи... – Она задергала свою привязь, тщетно пытаясь спрятаться за пьедесталом. Ошейник стягивался, а ее запястья и лодыжки, ободранные оковами, закровоточили еще сильнее. – Вы схватили не ту женщину!

Удары пульса отзывались у него в голове. На секунду он почувствовал покалывание в шее, словно дыхание Сатаны. Он посмотрел в зеркало, внимательно вглядываясь в мерцающую поверхность, пытаясь увидеть то, что находится за его собственным отражением. Его лицо было скрыто черной маской, но ему казалось, что кто-то наблюдает за ним из-за зеркала. Свидетель его деяния.

Но это было невозможно.

Он поднял меч так высоко, что заболела рука. Пот заливал ему глаза, а легкие наполнялись дымом. Обуреваемый жаждой крови, он схватил ее за волосы свободной рукой, затем опустил взгляд на ее прекрасную шею, стянутую удушающим ошейником. Он испытал почти болезненную эрекцию. С каким бы удовольствием он вошел в нее и насладился ею, прежде чем отпустить ей грехи. Но его задача заключалась не в этом. Отказывать себе в таком изощренном удовольствии являлось его собственным актом мученичества.

– За твои грехи, Сесилия, – провозгласил он, в то время как по его телу проходили волны удовольствия, – и во имя отца, сына и святого духа я вверяю твою душу господу.