Интересно, чем меня связали? Кожа потеряла чувствительность, и понять этого я не мог. Я кое-как перекатился на бок. Потом повернул голову насколько был в состоянии — и посмотрел в зеркало. Слава богу, это была не бельевая веревка. Обыкновенный брючный ремень. Очевидно, капитанов. С кожей еще можно потягаться. Особенно, если она синтетическая.
Я принялся усиленно гнать кровь в руки. Минут через пять они почувствовали тепло — сначала слабое, оно росло, но вместе с ним росла и боль. Только теперь не такая разлитая. Она сконцентрировалась у запястий и плечевых суставов. Да, классно меня сделали. Как первогодка. Впрочем, справляться с болью меня учили. С этим мы сладим. Ведь сладим, Перс?
Хуже всего, что приходилось торопиться. Я не знал, кто меня тут уложил. Не знал, когда этот кто-то вернется. И с какой целью. Если добить, то явно не сразу. Сразу это можно было уже двадцать раз сделать. Значит, выкачать. Но что? В любом случае освободиться надо было прежде, чем сюда придут. Но чтобы собраться, мне нужно было время. Приходилось, как говорится, поспешать не спеша.
Наконец мне удалось совсем заглушить боль. Осталась только некоторая онемелость — как через несколько часов после анестезии. Постепенно мышцы налились. Теперь можно было попробовать.
Я напрягся. Ремень, обернутый вокруг запястий трижды, не поддавался. Ладно, попробуем иначе. Я расслабился, поправил дыхание.
Потом рванул. Запястья опять пронзило болью, но это уже не имело значения. Главное — ремень лопнул с сухим бумажным треском. Я оперся на локти, потом сел. Ноги оказались связаны уже веревкой. Хороший такой капроновый шнур. Мне здорово повезло: руки вязали первым, что подвернулось. Потом сходили за веревкой. Но рук перевязывать не стали — сойдет. Идиоты! Я взялся за край ванны и кое-как встал. Потом на связанных ногах попрыгал, придерживаясь за ванну, к шкафчику. Неужели у капитана не найдется здесь лезвия? Моряки — народ запасливый… Впрочем, судя по ас-сортименту всяческих кремов, шампуней, бальзамов и лосьонов, ванная эта не была капитанской. Однако пачка лезвий в углу шкафчика все же нашлась. Теперь у меня были свободны и ноги.
Я посмотрел на часы. Ого! Было уже пять. Выходит, в глухой отключке я провалялся больше четырех часов. Да еще минут сорок освобождался… И все это время меня больше не трогали. Как прикажете такое понимать? Кстати, о «не трогали». Я пробежался по карманам. Исчез патент — ксерокопия, естественно, — а заодно и все остальные документы: водительские права, кредитная карточка и даже билет Публичной библиотеки. Остальное было на месте.
Я ополоснул лицо, легонько прокачал мышцы; они работали и уже не болели, а только ныли. Болела лишь голова, хотя уже слабее. Но с этим я ничего не мог поделать.
Я толкнул дверь. Как и следовало ожидать, заперто. Вышибить ее, разумеется, не составляло труда. Но это значило бы поднять тарарам на весь дом. Выбираться надо, но тихо. Конечно, если снаружи обычная задвижка дело швах. Только я в жизни не поверю, что в таком пижонском доме могут быть обычные задвижки да крючки. Скорее что-нибудь этакое. Ну, конечно — врезная защелка с двусторонней блокировкой. С этим мы управимся быстро.
Из ванной я попал в широкий коридор. Странное дело — обычно ванные на вторых этажах находятся между спальнями и имеют по три двери. Стоп! А с чего я взял, что нахожусь на втором этаже? Меня десять раз могли стащить на первый. Хотя нет — тогда вязали бы получше, не первым попавшимися ремнем, второпях выдернутым из капитановых брюк. Посмотрим… Я тихонько пошел по коридору. Миновал три спальни — две хозяйские, судя по обжитости, и гостевую. Было так пусто и тихо, как будто все в панике бежали из дома. Тоже странно… Следующая комната больше напоминала музыкальный класс — очевидно, здесь репетировала Инга Бьярмуле. Слева, напротив, была бильярдная. Хороший дом! А вот и лестница. Вниз. Значит, я все-таки на втором этаже. Ступени были деревянные. Я стал спускаться, молясь про себя, чтобы среди них не оказалось антиворовской — той, что с неистребимым скрипом. На первом этаже я обшарил все, от обширной гостиной до кухни, где на всякий случай прихватил нож — из тех самоделок с наборными ручками, изготовлению которых вот уже добрую сотню лет предаются в свободное от вахты время моряки. Но ни единой живой души мне так и не встретилось. Куда же все подевались? Кто-то ведь сделал меня здесь, в конце концов? И тут я набрел на еще одну лестницу. Снова вниз. В подвал, значит. Поглядим.
Там были две кладовки, морозильная камера, отличная сауна на четыре персоны. И еще одна дверь, из-за которой смутно доносились голоса. Вот оно! Я подкрался поближе и, кое-как пристроившись, заглянул в щелку. Видна была лишь небольшая часть здоровенного зала; до меня не сразу дошло, что это кегельбан. Людей видно не было. Зато голоса стали слышны отчетливо. Постепенно я разобрался, что их четыре — три женских и один мужской. Впрочем, говорила в основном одна. Предельно осторожно — хватит уже с меня лихачества! — я миллиметр за миллиметром расширил зазор между дверью и косяком. И когда щель стала шириной пальца в полтора, увидел говорящих.
