Расизм и антисемитизм в гитлеровской Германии. Антинацистское Сопротивление немецких евреев - [72]

Лаборд встал во весь рост. С сигаретой в зубах, заложив руки за спину, он принялся расхаживать взад и вперед перед холмом с видом Наполеона после Аустерлица.

На немецкой стороне снова застрочил пулемет. Бинг видел фонтанчики земли, поднимаемые пулями. Немцы били по своим.

Лаборд продолжал хладнокровно разгуливать взад и вперед. Бинг мысленно видел его нарочито пренебрежительную улыбку.

Один из перебежчиков упал и остался лежать. Другой остановился, медленно обернулся, словно в недоумении, потом упал на колени, испустил пронзительный долгий крик и повалился ничком. Остальные дезертиры побежали быстрее. По-видимому, они заметили одинокую фигуру Лаборда, потому что бежали уже не вразброд, как вначале, а прямо на него.

Достигнув цели, они столпились вокруг Лаборда, испуганные, растерянные, все еще не опуская рук. Они совершили нечто сверхъестественное – отвергли защиту своей армии в поисках другой, более надежной и длительной защиты; на их посеревших лицах, в испуганных глазах застыл недоуменный вопрос: что я сделал? Что теперь будет со мной?

Лаборд презрительно оглядывал их. Он показал на куртку одного немца, и тот, виновато ухмыляясь, застегнулся и вытянул руки по швам.

Все это казалось Бингу совершенно неправдоподобным, чем-то непостижимым, словно из другого мира. Лаборд рассматривал этих двенадцать пленных, могущих дать ценные показания, как свою личную собственность, и заботился об их выправке, между тем как немцы, по всей вероятности, уже вызвали подкрепление и теперь постреливали в группу людей, стоявших на виду перед холмом.

Четверо солдат из роты Троя, разбираемые любопытством, вылезли из своих ям, забыв о том, что противнику их отлично видно. Все они были необстрелянные юнцы, недавно прибывшие на фронт.

Раздался взрыв, совсем близко.

Опять миномет, черт бы его побрал, подумал Бинг.

Четверо американцев кинулись было к своим ямам. Но Бинг, приподнявшись, остановил их. Пленных надо было вести в тыл. Ни он сам, ни Толачьян не могли этого сделать, а Лаборду нельзя доверять. Лаборд способен пройти с ними церемониальным маршем по всему фронту, чтобы доказать, что его пуля не берет.

– Эй, вы! – крикнул Бинг. – Отведите их!

Солдаты оглянулись, увидели сержанта, смутно поняли его команду. Мины рвались все чаще, все ближе. Миномет явно нащупал цель. Перебежчики в ожидании распоряжений Лаборда беспомощно жались друг к другу, словно стадо овец, застигнутое грозой.

– Есть, сержант! – сказал один из американцев с деланой бодростью.

Они подошли к дезертирам, держа винтовки наперевес. Знаками они велели им двигаться вперед. Немцы тронулись»[358].

В Красной Армии аналогичную боевую задачу решали «офицеры-разложенцы» – сотрудники 7 отдела Главного политического управления РККА и 7 отделов штабов фронтов, армий и дивизий, занимавшиеся разложением фронта и тыла противника. Среди советских разведчиков, политработников и переводчиков были и евреи, в том числе немецкие: Стефан Дёрнберг, Конрад и Маркус Вольф, Курт Фишер, Рудольф Хернштадт, Вольф Штерн.

Многие немецкие евреи служили переводчиками и следователями, в частности, на Нюрнбергском процессе[359]. Старшим переводчиком американской делегации в Нюрнберге был Рихард Зонненфельдт – человек удивительной судьбы, достойной приключенческого романа. Сын немецких евреев, в 1938 г. он с братом при помощи родителей бежал из нацистской Германии в Англию. Рихарду было всего 15 лет и, по его собственному признанию, он знал по-английски меньше сотни слов. В последующие семь лет судьба забрасывала юного Зонненфельдта сначала в Австралию, потом в Индию и, наконец, в США. Войну он окончил рядовым американской армии, в составе которой успел принять участие в Арденнской операции и освобождении узников концентрационного лагеря Дахау. За это время Зоннен-фельдт выучил английский язык так хорошо, что в 1945 г. был назначен старшим переводчиком делегации США в Нюрнберге[360].

Американским переводчиком в Нюрнберге работал Говард Трист. Он родился в 1923 г. в еврейской семье в Мюнхене, и был подростком, когда нацисты начали поголовные преследования евреев. Его семья перебралась в Люксембург 31 августа 1939 г., накануне германского вторжения в Польшу. Тристы хотели эмигрировать в США, но денег для того, чтобы ехать всем вместе, не хватило. Говард уплыл за океан первым в апреле 1940 г., а родители и сестра должны были присоединиться к нему спустя месяц.

Отсрочка стоила родителям Говарда жизни. Его 43-летнюю мать Лию и 56-летнего отца Бертольда отправили из Франции в Освенцим (лагерь смерти Аушвиц), где оба погибли. Сестра Говарда Марго смогла тайно перебраться в Швейцарию и оттуда уехать в США.

В США Говарда Триста не хотели брать на военную службу, так как он не был американским гражданином, но в 1943 г. добровольцу Тристу удалось попасть в лагерь Ричи: он свободно говорил по-немецки и готов был сражаться с нацистами. Вскоре Трист получил американский паспорт. 6 июня 1944 г., когда началась операция «Оверлорд», Трист в составе американских войск высадился в Нормандии, с боями вошел в Германию; служил в разведке.

Летом 1945 г. Говард Трист ушел в отставку, после чего начал работать на военное ведомство США в качестве гражданского лица. Говарда командировали в Нюрнберг, где он помогал тюремному врачу – майору американской армии Леону Голден-сону, родившемуся в Нью-Йорке потомку литовских евреев, проводить психологическое освидетельствование обвиняемых. Доктор Голденсон настаивал на том, чтобы подсудимые не пытались изъясняться на английском и говорили на немецком, чтобы ничего не упустить. Таким образом, Трист провел многие часы с нацистами, переводя беседы с ними доктора Голденсона. Эти беседы опубликованы в книге Голденсона «Нюрнбергские интервью»