Расёмон – ворота смерти - [116]

Акитаде хотелось, чтобы это был лишь несчастный случай, но страх, охвативший его, подсказывал: это не так, и жутких событий можно было избежать, поговори он с профессором раньше. Тамако осталась жива, но потеряла все. Она потеряла отца, свою единственную опору в жизни. Акитада клял себя за проклятую гордость, побуждавшую его день за днем избегать встреч со старым профессором. А вдруг это он виноват в смерти Хираты?

Чувства невосполнимой утраты и глубокого стыда, словно два злобных демона, преследовали его всю дорогу. Дома Акитада сразу справился о Тамако, и мать с несвойственной ей кротостью сообщила ему, что Сэймэй подлечил бедняжке ногу и заварил ей какой-то особый чай, после чего она уснула. И тут же мать еще больше разбередила душевную рану Акитады, напомнив ему, какое страшное будущее ждет молодую женщину, оставшуюся без отца и без родственников мужского пола, способных защитить ее.

Весь следующий день Акитада не выходил из своей комнаты. Сэймэй, приносивший ему еду и уносивший ее нетронутой, думал, что его хозяин ни разу не шевельнулся — такой неподвижной казалась его сидящая фигура, таким застывшим было выражение лица и взгляд, уткнувшийся в сложенные руки, красные от ожогов, оставшихся в тех местах, где горячие угли коснулись кожи.

Госпожа Сугавара и сестры приходили в комнату Акитады, но он лишь молча слушал их увещевания и вздыхал. Тора привел к нему юного Садаму, надеясь приободрить хозяина, но так и ушел, сокрушенно качая головой.

На другой день Акитада вышел из своей комнаты, небритый и осунувшийся, чтобы сделать самые важные дела и пойти на похороны Хираты.

Туда пришли коллеги профессора, его студенты и множество людей, которых Акитада не знал. Их неподдельная скорбь усилила гнездившееся в его душе чувство тяжкой вины, и он все больше и больше замыкался и уходил в себя. Акитада остро ощущал присутствие закутанной в вуаль Тамако: она сидела вместе с его матерью и сестрами за ширмами. Что она думает сейчас о нем, предавшем свой священный долг перед тем, кто заменил ему отца, о своем «старшем брате», который бросил их в минуту беды и не услышал ее крик о помощи?

Похоронное шествие к месту сожжения, где огню предстояло довершить уже начатое, прошло словно в тумане, словно в том самом дыму, который поднимался над погребальным костром человека, ставшего Акитаде ближе родного отца. После похорон он, не разговаривая ни с кем, вернулся домой и снова скрылся в своей комнате, где провел еще целый день и ночь, перебирая в памяти прошлое и картины ужасного бедствия, отказываясь от пищи и принимая только воду.

На четвертый день после пожара к Акитаде, все еще находившемуся в состоянии апатии и отчаяния, прибыл посыльный из университета. Он доставил записку от настоятеля Сэссина, и Акитада развернул ее еще не зажившими от ожогов пальцами.

В ней было написано: «Вы нужны нам».

Разъяренный Акитада разорвал записку и уже потянулся за чистым листком, чтобы написать официальное прошение об увольнении из университета. Но что-то удержало его — то ли профессиональный долг, то ли возникшие в памяти лица студентов, то ли боль в руках, которые еще не могли держать кисточку. Что-то побудило Акитаду пойти туда. Кликнув Сэймэя, он с его помощью умылся, побрился и переоделся в чистое серое кимоно.

— Поели бы хоть немного рисовой каши, хозяин, — ласково попросил Сэймэй, словно разговаривая с больным.

Оставив слова старика без ответа, Акитада ушел.

Явившись в главный зал факультета права, он увидел, что тот заполнен студентами, учившимися у него и Хираты. Отсутствовал только юный князь Минамото, до сих пор скрывавшийся в целях безопасности у него дома. Студенты расселись полукругом перед внушительной фигурой Сэссина. Настоятель был облачен в серое кимоно и черно-белую траурную перевязь. Одежда студентов была обычной, но печальные лица и заплаканные глаза свидетельствовали об их скорби.

— Приветствую вас, мой юный друг, — зычным голосом обратился Сэссин к Акитаде. — Мы ждем вас. Мы говорили тут добрые слова о профессоре Хирате, и я сказал студентам, что когда-то вы были одним из его любимых учеников. Не поделитесь ли с нами своими воспоминаниями о нем?

Акитада бросил на него гневный взгляд. Эта просьба шокировала его.

Мысленно кляня Сэссина, Акитада стал перед студентами. Юсимацу, полный сочувствия к нему, подался вперед. Акитада окинул взглядом остальных, пытаясь понять, так же ли очевидно его горе и им. Он заметил Нагаи, бедного неказистого Нагаи с заплаканными опухшими глазами и дрожащим от беззвучных рыданий ртом — это в его-то возрасте! Таким расстроенным он не выглядел даже в тюрьме, когда ему грозила страшная кара за убийство, в котором его обвиняли. А ведь даже тогда Хирата любил Нагаи — почти как сына. Возможно, не имея собственного сына, он позволял студентам заполнить эту пустоту. И снова невыносимая горечь охватила его. Хирата любил их всех, и Акитаду в том числе. Подступившие слезы мутной пеленой заслонили от него лица собравшихся. Проглотив вставший в горле ком, Акитада попытался заговорить, но ему что-то мешало, повергая его в немоту. Беспомощно разведя руками, он посмотрел на Сэссина, но жирный священник лишь блаженно кивнул в знак ободрения и указал Акитаде на подушку рядом с собой.