Рарагю - [29]

Я столкнулся с апатией и необъяснимой странностью маорийского характера. Таимага смеялась. Я чувствовал, что ни мольбы, ни угрозы, ни даже вмешательство королевы не заставят ее привезти ко мне ребенка, которого я хотел видеть. А я не мог уехать, не увидев его.

— Таимага, — сказал я после минутного размышления, — мы вместе плывем на остров Моореа. Ты не можешь отказаться сопровождать брата Руери к твоей старой матери, чтобы показать ему своего сына.

А между тем я так дорожил последними днями моего пребывания в Папеэте и ревниво берег последние часы любви и счастья.

XI

Опять песни, шум и неистовство упа-упа; опять толпа таитянок перед дворцом Помаре — это был последний праздник при свете звезд. Сидя на веранде королевы, я держал похудевшую ручку Рарагю, которая украсила волосы цветами и зеленью.

Рядом сидела Таимага, рассказывая нам о своей жизни с Руери. Ею овладела ностальгия и тихая нежность; она искренне плакала, узнав голубое украшение, привезенное братом. Было решено плыть на Моореа при первой же возможности.

XII

Приготовления к путешествию на Моореа начались на берегу ранним утром. Начальник Татари, возвращавшийся на свой остров, должен был доставить Таимагу и меня по поручению королевы. Он также вез двух молодых людей из своего округа и двух маленьких девочек с кошками. По странной случайности мы сели в бот как раз неподалеку от заброшенной хижины Руери. Наше путешествие предваряли долгие хлопоты: адмирал не мог понять, что это за странная фантазия отправиться на Моореа, и, ссылаясь на скорое отплытие, два раза мне отказывал. Кроме того, ветры затрудняли сообщение между островами и было трудно определить, когда я смогу вернуться на Таити.

Бот Татари спустили на воду, путешественники перенесли свой багаж и попрощались с друзьями; мы отплывали. В последнюю минуту Таимага вдруг передумала и отказалась меня сопровождать; она убежала в хижину Руери и, схватившись за голову, стала плакать. Ни мои просьбы, ни уговоры Татари не могли изменить неожиданного решения этой женщины, так что мы вынуждены были уехать без нее.

XIII

Переправа длилась четыре часа. В открытом море был сильный ветер, и наш бот наполнился водой. Кошки, совершенно вымокнув и устав мяукать, улеглись около девочек.

Промокнув до костей, мы пристали далеко от цели путешествия в дикой и волшебной бухте округа Папетуаи и вытащили наш бот на коралловый берег. До округа Матавери, где жил сын моего брата, было отсюда очень далеко. Начальник Татари дал мне в провожатые своего сына Туиро, и мы отправились вдвоем по едва заметной тропинке под сводом пальм и панданусов.

Нам встречались деревни, и туземцы, неподвижно сидя в тени, провожали нас глазами. Молодые девушки, улыбаясь, предлагали нам кокосы и воду.

На полпути мы остановились у старого начальника Таирапа. Это был степенный седой старик, он вышел нам навстречу, опираясь на плечо девочки. Старик бывал в Европе и видел двор Людовика-Филиппа. Он рассказал нам о своих впечатлениях, и можно было подумать, что слушаешь рассказ старого Шактаса Натчез о Короле-Солнце.

XIV

Около трех часов пополудни я простился с начальником Таирапа и продолжил свой путь. Мы шли еще около часа по песчаным тропинкам владений королевы Помаре. Наконец мы достигли прелестной бухты, где кокосовая роща качалась под морским ветром:

Среди этих громадных деревьев я чувствовал себя ничтожным, крошечным насекомым в зарослях тростника. Их высокие тонкие стволы были пепельного цвета земли, и только иногда на этом сером фоне выделялись панданусы и цветущие лавры. Голая земля была усеяна обломками кораллов, сухими стволами и листьями. Темно-синее море разбивалось о белоснежный коралловый берег. На горизонте в тумане виднелся Таити, освещенный тропическим солнцем.

Ветер уныло гудел над головой, как в трубах органа; и голова моя наполнилась мрачными мыслями, страшными предчувствиями. Воспоминания о брате, которые я желал освежить, восстали из мрака прошлого, как будто я перенесся в детство.

XV

— Вон, — сказал Туиро, — родственники Таимаги, наверно, здесь и ребенок, которого ты ищешь, и его бабушка Гапото.

В самом деле, мы увидели группу сидящих в тени туземцев, тут были женщины и дети, темные силуэты которых отражались в море. Мое сердце усиленно забилось при мысли, что сейчас я увижу еще незнакомого, но уже любимого ребенка, маленького аборигена, связанного со мной могущественными узами крови.

«Вот Лоти, брат Руери, а это Гапото, мать Таимаги», — сказал Туиро, и старуха протянула мне руку. «А это Тамари», — он указал на сидящего у моих ног мальчика.

Я с любовью обнял сына моего брата, всматриваясь в него, надеясь найти хоть какое-то сходство с Руери. Это был прелестный мальчик, но в его открытом личике я узнавал только черты матери, ее черные, бархатные глаза. Он показался мне слишком маленьким — в этой стране люди и растения развиваются быстро, и я думал, что увижу тринадцатилетнего подростка с глазами Жоржа. У меня впервые появилось сомнение.

XVI

Узнать дату рождения Тамари было трудно, я тщетно расспрашивал женщин. Там, среди вечного лета, годы летят незаметно и понятие о времени весьма смутно. Однако Гапото сказала, что у начальника есть записи о рождении всех детей в их семействе, и эти бумаги хранятся в фарего (farehau) округа. По моей просьбе одна молодая девушка отправилась за ними в деревню Тегапю, прося подождать ее часа два.