Рапсодия: Дитя крови - [99]

Cyme we inne frid, fram the grip of deap to lif inne dis smylte land.

— Вы можете это прочитать, дорогая?

Рапсодия кивнула. Надпись была сделана на смеси древненамерьенского (так назвал его Ллаурон) — иными словами, на языке ее отца и всех жителей Серендаира — и особого наречия моряков и купцов, употребляемого повсюду для заключения торговых сделок.

— «Намерения у нас самые мирные, мы вырвались из объятий смерти и мечтаем жить на этой прекрасной земле», — прочла девушка.

Ллаурон удовлетворенно улыбнулся:

— Очень хорошо, дорогая… Гвиллиам приказал Меритину именно так приветствовать всех, кого он встретит. Король перевел послание на универсальный язык. Так Меритин и обратился к Элинсинос, когда увидел ее впервые. А еще он выгравировал эти слова над ее логовом — с ее позволения, разумеется, — для всех, кто придет после него. Намерьены высадились, как я уже сказал, в разных местах. Отправившись на поиски друг друга, они повсюду оставляли на своем пути специальные знаки. Эти исторические дороги называются Намерьенскими Тропами. Благодаря им и родилось слово «намерьены». Местные жители — например, лирины из Великого леса Тириана — видели надписи на столбах или слышали слова приветствия, когда встречали беженцев. Первое слово обращения звучало очень похоже на «намер», вот они и начали называть их «намерьенами». Итак, это слово стало означать жителей Погибшего Острова и их потомков, вне зависимости от народа или класса, поскольку на кораблях были представители всех народов и классов.

— Понятно, — проговорила Рапсодия вежливо, хотя ей казалось, что мир безжалостно вращается вокруг нее и никак не желает останавливаться. — И как давно это произошло?

— Ну, корабли покинули Серендаир около четырнадцати веков назад.

— Что? — вскричала Рапсодия, не в силах скрыть изумление.

— Да, в это трудно поверить, — улыбнувшись, проговорил Ллаурон, — но четырнадцать веков назад здесь появилась цивилизация, подарившая нам многие из величайших изобретений и сделавшая неоценимый вклад в нашу культуру. В некоторых вопросах они были даже более прогрессивны, чем мы сейчас. Все изменила война, которая положила конец Намерьенскому веку и отбросила нас назад сразу на несколько столетий. Вам нехорошо, дорогая? Вы побледнели.

— Я… ужасно устала, — едва слышно прошептала Рапсодия.

— Конечно же, дорогая. Я проявил самую настоящую безответственность. — Ллаурон подошел к двери и крикнул: — Гвен! Комната для нашей гостьи готова?

Через несколько минут Гвен вошла в кабинет:

— Все готово, ваша милость. Мы хорошенько перетрясли постель.

— Вот и отлично, — сказал Главный Жрец. — Идите за Гвен, моя дорогая. Спите крепко и не вставайте рано. Я не сомневаюсь, что после такого долгого пути вам необходимо хорошенько отдохнуть.

Рапсодия кивнула ему так, словно находилась в трансе. Она поклонилась Ллаурону и сказала:

— Спокойной ночи и большое вам спасибо.

— Не за что. Отдыхайте.

В его глазах плясали веселые искорки, когда он наблюдал за тем, как девушка вышла из комнаты вслед за Гвен и, вцепившись в перила, начала подниматься по лестнице.

Комната располагалась в конце длинного извивающегося коридора. Гвен не только приготовила одеяла, но и положила под них несколько горячих камней, чтобы согреть простыни.

Спальня оказалась простой, но очень опрятной. Маленькое застекленное окно выходило на другую стену дома. Впрочем, в темноте Рапсодия ничего не смогла толком разглядеть. Шерстяные одеяла украшали знаки для защиты от ночных кошмаров. Рапсодия печально подумала, что они вряд ли смогут уберечь ее сон. Помочь ей могло лишь чудо.

Когда дверь закрылась, она опустилась на кровать, не в силах сформулировать ни одной разумной мысли.

«ОСТРОВ СЕРЕНДАИР, ПЕРЕД ТЕМ КАК ОН ПОГИБ…»

Ллаурон сказал, что Гвиллиам предвидел уничтожение Острова, но, возможно, он ошибся. Пророки часто делают предсказания, которые не сбываются, — как, например, гадалки на Воровском рынке в Истоне. Но тут Рапсодия вспомнила кошмар, который посетил ее, когда они путешествовали по Корню, — образ звезды, падающей в море; охваченные пламенем стеньг; воды, поглощающие землю, — и поняла, что все произошло именно так, как она видела во сне. Серендаир погиб.

Даже если те, кого она знала или любила, оказались среди беженцев и благополучно высадились на этих землях, их уже давно нет в живых. Сердце девушки сжалось от нестерпимой боли, когда она подумала о своих родителях и братьях. Если верить Ллаурону, ее отец, конечно же, умер много веков назад. А мать? Лирины награждены более долгой жизнью. Рапсодия знала, что некоторым лиринам посчастливилось отпраздновать свое пятисотлетие. Но ведь прошло почти в три раза больше времени!..

Девушка забралась в постель и, свернувшись, точно дитя в материнской утробе, попыталась вспомнить свою жизнь перед страшным путешествием по Корню. Она могла обвинить во всем, что произошло, Акмеда, но прекрасно понимала, что сама стала причиной своих бед.

Убежав из дома, она поступила как упрямая и бездушная девчонка. Впрочем, она дорого заплатила за свою глупость. Жизнь на улицах Истона оказалась настоящим кошмаром. Нестерпимее всего было думать о страданиях, которые она причинила своим родным, об их отчаянии — ведь они так и не узнали, что с ней случилось! От невыносимого чувства вины ее спасало лишь одно — уверенность в том, что она обязательно вернется домой. И вот теперь она лишилась и этого.