Рапсодия: Дитя крови - [75]

Рапсодия выбралась вслед за ним в промозглую зимнюю ночь. Певица подскочила к великану, схватила за плечи, принялась испуганно трясти.

— Грунтор, что с тобой?

Он едва заметно кивнул, желая успокоить ее. Ощущение, что его оторвали от земной груди, лишили ее тепла и отдали на растерзание ледяному ветру, казалось ему хуже смерти. Грунтор встал на четвереньки, чувствуя, как отчаянно болят ладони и кончики пальцев, которых коснулся снег.

Увидев, что великан поднимается на ноги, Рапсодия с облегчением вздохнула и только после этого огляделась по сторонам.

Ей казалось, что она попала в райские кущи. Чистый, сладостный воздух, которым она дышала, был пронизан светом восковой луны. Они стояли на поляне, в ночном лесу. Была зима. Рапсодия рассмеялась и обернулась как раз в тот момент, когда из ямы выбрался Акмед. Она снова засмеялась, а затем, не в силах сдержать слезы радости, упала на землю и принялась валяться в снегу.

Грунтор невидящим взглядом уставился куда-то вдаль. По мере того как он медленно возвращался в реальный мир, его янтарные глаза постепенно прояснялись.

Акмед оглянулся на Рапсодию и замер.

Их заложница, женщина, которую они взяли с собой и которой сохранили жизнь лишь по одной причине: Акмед предполагал, что она может ему понадобиться, чтобы вернуть старое имя, — женщина, ставшая причиной перемен в его жизни, бессвязно лепетала, словно лишилась рассудка, набирала снег целыми пригоршнями и разбрасывала в разные стороны.

Неожиданно Акмед почувствовал приступ тошноты. Если они вернулись назад, в Серендаир, — значит, он лишился своего врожденного дара. Вместо биения миллионов сердец, звука, который сопровождал его всю жизнь, его окружала непривычная тишина. Он слышал только успокаивающийся пульс Грунтора и радостное ликование Рапсодии, словно в мире, кроме них троих, не осталось ни одного живого существа.

Рапсодия задыхалась, но все равно не могла успокоиться и продолжала радостно смеяться. Ее голос звонким эхом разносился по безмолвному лесу. Акмед быстро огляделся но сторонам, потом подошел к Певице, схватил ее за руку и резко поставил на ноги. Счастливое ликование на ее лице тут же сменилось изумлением.

— Хватит! Успокойся и помолчи немного! Рапсодия смотрела на него несколько мгновений, потом вырвала руку и нахмурилась.

— Сам заткнись, — проворчала она, отошла в сторону и подняла глаза к небу, затянутому кружевом голых веток и усыпанному мерцающими звездами.

Звезды погасили ее гнев, и она быстро направилась к краю поляны. Но тут Акмед снова схватил ее за руку:

— Подожди.

Она сердито отстранилась:

— Не трогай меня.

— Прежде чем ты нас покинешь, — не обращая внимания на ее слова, сказал дракианин, — нужно решить, что делать дальше. Мы не имеем ни малейшего представления о том, где оказались и кто здесь живет.

Рапсодия продолжала хмуриться, хотя понимала, что он прав.

— Далеко я не уйду, — проговорила она. — Мне нужно увидеть звезды. И не пытайся меня остановить.

Акмед заглянул ей в лицо.

Как же она изменилась!.. Девушка, что вместе с ними входила в лиринский лес целую вечность назад, исчезла. Кроме физического совершенства, подаренного ей огнем, она обрела уверенность в себе и притягательную силу, какой ему встречать еще не приходилось.

— Хорошо. Будь осторожна, — сказал он.

Рапсодия подождала, когда он пропадет из вида, затем постаралась освободиться от паутины ужаса, который окутывал ее сознание, пока она находилась под землей. У нее над головой, словно сверкающие кусочки небесной души, сияли звезды. Она не заметила, как на глаза навернулись запретные слезы, но, не успев пролиться, замерзли на щеках, точно драгоценные камни.

Медленно, словно во сне, Рапсодия достала древний меч, найденный в утробе Земли. Языки пламени метались вдоль клинка, обнимая его, но не нагревая холодную рукоять. Затем, точно повинуясь приказу, который могла услышать только она, девушка подняла меч над головой.

Вместо того чтобы поглотить свет звезд, его сияние сделало их еще ярче. Впрочем, возможно, дело было в непролитых слезах, застилавших глаза Певицы. Рапсодия открыла рот, но не смогла издать ни звука. Она сделала глубокий вдох, прогоняя боль, которая поднялась из самых глубин ее души, и запела вечернее посвящение звездам, песнь Серен, именем которой был назван Остров, — звезды ее родины.

Сладостная мелодия устремилась в ночное небо, и ее тут же подхватил ветер, играющий лохматыми облаками, окружавшими звезды.

Далеко на юге, в самом сердце другого леса, другая лиринка пробудилась, почувствовав отзвуки песни Рапсодии, — отзвуки, укрытые от нее ушедшими годами. «Меч вернулся», — подумала она, но ветер принес ей что-то еще. В голосе ветра звучала тоска, которой она не понимала, но которую слышала и раньше. Печаль, такая знакомая и одновременно необъяснимая. Ощущение промелькнуло, словно тень на лике луны, и исчезло.

Глядя на дыру, из которой они выбрались, Грунтор медленно приходил в себя. Его связь с землей, такая надежная и успокаивающая, проникала через ноги, согревала душу.

Каждую клеточку его тела, каждую мышцу наполняли усталость и боль, каких он до сих пор не знал. Даже когда они с Акмедом бежали от демона, было легче. Великан пошевелил руками. Ему предстояло еще одно дело, прежде чем он мог позволить себе провалиться в сон.