Рапорт инспектора - [2]

— Не беспокойся, еще нарубят, — пообещал Трофимов.

— Поехали, — прервал спор Мазин.

Толя подмигнул длинноногой девушке, проходившей мимо машины, и тронул с места.

Больница, тоже новая, из не успевшего еще потемнеть розового кирпича, находилась в конце проспекта, окруженная старыми ветвистыми платанами, заботливо сохраненными строителями. Мазин прошел через просторный вестибюль в гардероб, чтобы взять халат, но надеть его не успел. Знакомый врач прикоснулся пальцами к локтю Мазина и, отведя в сторону, спросил:

— Вы, конечно, к ней?

— Да. Что-нибудь случилось?

— Ночью… Сердечная недостаточность.

— Умерла?!

«Еще нарубят…» — вспомнил Мазин.

Обратный путь прошел в молчании. Толя воздерживался от высказываний, а Трофимов думал о том, что неожиданности, как и неприятности, редко приходят в одиночку, и что-нибудь еще должно случиться до конца этого, только начавшегося дня. И, как всегда, он оказался прав.

В бюро пропусков уже целый час их ждал Горбунов. Ждал с благородной целью выразить признательность за возвращенную машину. И хотя этот «визит вежливости» ничего сенсационного не обещал, Мазин распорядился выписать пропуск.

— Все-таки редко приходят к нам счастливые люди, — сказал он в оправдание Трофимову.

И Горбунов пришел и стал рассыпаться в благодарностях, низенький, начинающий полнеть и лысеть человечек, из тех, что превращаются постепенно в людей-колобков, обладающих неизменным здоровьем и показным добродушием. Мазин повел себя прилично случаю, подумав, впрочем, что часто такие люди умудряются совмещать благодушие с расчетливостью и завидной настойчивостью в достижении цели.

Тем временем Трофимов, наблюдавший Горбунова из глубины кресла, устроился поудобнее и расслабился. Торопливо-приподнятая речь инженера вызвала у него чуть заметную усмешку.

— Я прекрасно понимаю, уважаемый Игорь Николаевич, что в ваших сложных трудах мой случай — мелочь, так сказать, минус-факт. Но не пренебрегайте радостью, доставленной скромному труженику. Я в эту машину не только бессонные ночи, мечту свою вложил.

Мазин не без труда вытащил руку из пухлой ладони Горбунова, и тот благодарно и почтительно, пятясь, как японец, вышел из кабинета, не показав спины.

— Улыбаешься? — Мазин повернулся к Трофимову. — А ведь ради таких минут и работаем.

Инспектор принял обычную, деловую позу.

— Пороть его нужно было. В детстве. И иже с ним. Чтобы шляпами не вырастали.

— Не бурчи, Трофимыч. Шляпы еще долго не переведутся. Что ты мне на стол подложил?

— Рапорт по Крюкову. Вместе с приложением.

Приложением он назвал старую монету с отверстием посередине и полустертыми иероглифами, служившую, видимо, брелоком, судя по продетой в отверстие цепочке. Монета лежала поверх рапорта. Мазин потянулся к ней, но тут после короткого стука приоткрылась дверь, и в кабинете вновь появился Горбунов.

— Я очень, очень извиняюсь. Простите мелочность, Подарок. Память о встрече. Чем лишний раз беспокоить, лучше сразу. Не правда ли?

— О чем вы? — не понял Мазин.

Коротким пальцем инженер указал на брелок.

— Это ваша вещь? — спросил Мазин.

Трофимов в кресле наклонился вперед.

— Моя, моя. Я оставил эту штучку в машине.

— Ясно, — проговорил Мазин вопреки истине. — К сожалению, придется немного подождать. Эта монета — вещественное доказательство, и я не могу вернуть ее немедленно.

— Понимаю, понимаю, — забормотал Горбунов, скрывая огорчение, и вторично проделал знакомый путь спиной вперед.

Мазин встретился взглядом с Трофимовым, и оба не сразу нашлись, что сказать.

В рапорте инспектор писал:

«В кармане погибшего обнаружена монета серебряная, предположительно китайская, старая, которую мать Крюкова принадлежавшей сыну не признала, и заявила, что никогда ее у сына не видела.».

— Как же прикажешь понимать, Трофимыч?

Инспектор ответил осторожно:

— Если Крюков взял монету в машине, он мог быть участником налета.

— Если?..

— Не верите, что нам повезло?

— А ты веришь?

— Я суеверный, — уклонился Трофимов.

— А чутье твое хваленое что подсказывает?

— Чутье подсказывает: нужно работать. «Кто умеет трудиться, тому начинает везти», — процитировал Трофимов не без ехидства любимую фразу Мазина.

Тот засмеялся:

— Безошибочное у тебя чутье…

Так неожиданно потертая монета с иероглифами связала нападение в НИИ со смертью Владимира Крюкова.

По первому впечатлению о потерпевшем хотелось сказать с досадой: «Эх, дурак!». Но потом приходило чувство естественного сожаления. Как-никак погиб парень, хоть и нелепо, по собственной вине. Труп Крюкова, работавшего в таксопарке слесарем, нашли неподалеку от загородного ресторана «Мельница». Нашли на рассвете, однако умер он, по заключению экспертизы, около полуночи и лежал на отмели метрах в ста от ресторана. Нетрудно было предположить, что, выпив лишнего, Крюков вышел проветриться, подошел к берегу, может быть, пытался умыться, упал и захлебнулся. При нем и оказалась монета-брелок, которую мать в числе сыновних вещей не признала, а Горбунов назвал своей и заявил, что монета взята из его угнанной машины.

Заявление инженера заставляло по-иному взглянуть на смерть Крюкова. Действительно ли он жертва несчастного случая?