Ранняя поэзия Джона Толкина - [2]

Шрифт
Интервал

Возможно, это так. Но дело в том, что Варвик и в наши дни примечателен не только тем, что сохранил свой средневековый облик, но и тем, что все его памятники до сих пор служат людям. Почему же столь сильным оказывается расхождение между реальностью и художественным образом? Думается, что не столько тихий древний Варвик сам по себе, сколько его соседство с шумным Бирмингемом - одним из крупнейших промышленных центров Англии, с его индустриальной антиэстетикой начала века, могло пробудить у Толкина мысль о том, что с человечеством происходит нечто печальное. Как известно, в основу его представлений о царстве Моргота, "Темного Врага Мира", легло впечатление детства: каждый день по дороге в школу он проходил мимо мрачной и бездушной громады водяной мельницы, уродовавшей веселый зеленый пейзаж Эджбастона, пригорода Бирмингема, где жил в то время будущий писатель.

Вместе с тем резонно предположить, что влияние филологических занятий проявилось не только в упомянутом увлечении строкой из стихотворения Кюневульфа. Попробуем сопоставить первые поэтические произведения Джона Толкина с дошедшими до наших дней памятниками англосаксонской поэзии. Это не так уж сложно, ибо к настоящему времени сохранились лишь немногие образцы англосаксонской литературы - знаменитый эпос "Беовульф" и ряд поэм и стихотворений, содержащихся в нескольких рукописях - "кодексах".

Так, в "Беовульфе" и целом ряде стихотворений, например "Мореплаватель" ("Seafarer"), содержатся красочные и удивительно конкретные описания океана. В поэме "Феникс" ("The Phoenix") подробно описан прекрасный остров, вздымавшийся посреди океана. В стихотворениях "Видсит" ("Widsith") и "Сетование Деора" ("Complaint of Deor") нарисован образ певца - сказителя, услаждавшего своими песнями слух властителей разных краев. В первом из них перечислены страны, которые посетил певец Видсит, и герои древности, которых он якобы повидал. Во втором, повествуя об испытаниях, выпадавших на доли различных героев древних преданий, автор завершает каждую строку рефреном "Все это прошло, и этому также пройти". [6] А небольшие поэмы "Странник" ("The Wаnderer") и "Развалины" ("The Ruin") содержат яркие картины опустошенного и разрушенного города, контрастно противопоставленные воспоминаниям о былом великолепии. Параллели можно множить, но, представляется, что приведенных примеров достаточно для подтверждения нашего тезиса: все сквозные образы и темы первых стихотворений Толкина встречаются в произведениях древности и были заимствованы оттуда так же, как и образ Эарендела.

Дальнейший анализ показывает, что и эти образы и мотивы претерпевали, подобно образу Эарендела, своего рода эволюции. Возьмем, например, стихотворения "Кор, в забытом и мертвом городе" и "Кортирион среди деревьев". В первом, как уже говорилось, образ покинутого города достаточно условен. Во втором явно описан поэтически преображенный Варвик. Но есть различия, на наш взгляд, более существенные. Оба стихотворения воспроизводят мотив разрушения, распада. Но если стихотворение "Кор" просто повторяет столь важную для англосаксонской поэзии мысль об утраченной традиции, угасшей памяти, о славном прошлом, то в "Кортирионе" речь идет о том, что заинтересованный человек ищет ощутить красу ушедших дней, проникнуться духом далекой сказочной эпохи и понять свои причастность к ушедшему прошлому. Эта мысль принадлежит самому поэту и возникает в его стихах тех лет не единожды. В том же 1915 г. было написано стихотворение, обращенное к невесте Эдит Братт. "Ты и я, и дом забытых игр" ("You, Mе and the Cottage of Lost play"). Это стихотворение о любви, о чистых и светлых радостях только что ушедшего детства. Но одновременно это и размышление о том, что "он и она" - всего лишь частички в долгом пути человечества, что все, выпавшее им на долю уже не раз происходило с другими. Главное открытие стихотворения - мысль не об уникальности человеческого жизненного пути, а о его повторяемости. Чувство личной причастности ко времени, ощущение себя звеном в длинной цепочке бытия пронизывают и "Прелюдию" к поэме "Город снов и город сегодняшней печали" ("The Town of Dreams, the City of Present Sorrow"), созданной в 1916 г.: "В незапамятные времена мои предки пришли на эту землю и от поколения к поколения врастали в нее". [7] Города, описанные в поэме, - снова Варвик, мирно спящий над тихим Звоном и хранящий свои тайны и легенды, и Оксфорд, оплакивающий своих сыновей, ушедших в огонь мировой войны.

Кристофер Толкин, комментируя поэму, замечает, что "в ней нет никаких очевидных ассоциаций" [8] с мотивом морского путешествия, и оставляет ее в стороне от основного исследования. На наш взгляд, именно это и делает "Город снов..." важным объектом анализа. Поэма наглядно демонстрирует, что многие мотивы, которые впоследствии составят основу "мира Толкина", в ранних стихотворных произведениях имели самостоятельную "жизнь".

К периоду 1915-1917 гг. относятся и наброски ряда прозаических историй [9] . Большинство из них также связана с мотивом морского путешествия в неведомые края. Примечательно, что в ряде случаев имя моряка уже не Эарендел, а Эриол. Толкин меняет имя героя, явно не считая его "зерном" замысла. Но еще более интересно то, что в прозаических набросках автор стремится связать "историю" мореплавателя и древнюю истории Англии, то есть те самые времена, когда создавались вышеупомянутые поэтические произведения, которые были объектом изучения Толкина-филолога и стимулом творческого воображения Толкина-поэта. Существуют две разработанные писателем "версии". В ранней - Эриол приплывал в Британию вместе с первыми саксами Хенгиста и Орсы, а согласно последующим планам он отправлялся из уже освоенной англосаксами Англии в странствия по Атлантике. Неизменным, однако, оставался основной композиционный принцип - мореплаватели прибывают в неведомые земли, где видят много чудес. Из наброска в набросок переходит упоминание прекрасного города, раскинувшегося на гористом острове. Там странники встречали разных людей, выслушивали множество преданий.


Рекомендуем почитать
Пушкин. Духовный путь поэта. Книга вторая. Мир пророка

В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.


Проблема субъекта в дискурсе Новой волны англо-американской фантастики

В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.


О том, как герои учат автора ремеслу (Нобелевская лекция)

Нобелевская лекция лауреата 1998 года, португальского писателя Жозе Сарамаго.


Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.