Ранний Азимов - [37]

Среди них, сверкая, выделялась самая яркая, сиявшая желтыми лучами, превратившими лица в бледные маски. Это было Солнце!

Родная звезда человечества была ещё так далека, что даже не имела выраженного диска, и тем не менее являлась уже самым ярким видимым объектом. В его мягком желтом свете двое людей предались неторопливым размышлениям, и Филип Санат почувствовал, как на него нисходит спокойствие.

Два дня спустя «Пламя сверхновой» совершило посадку на Землю.

Филип Санат мгновенно позабыл о священном трепете, охватившем его, едва сандалии впервые коснулись твердого зеленого дерна Земли, стоило ему увидеть ласинукских чиновников.

Они выглядели совсем как люди, во всяком случае как гуманоиды.

На первый взгляд человекоподобные черты преобладали над всем остальным. Строение ничем существенным не отличалось от человеческого. Двуногое тело с довольно правильными пропорциями, шея четко обозначена все это бросалось в глаза. И требовалось несколько минут, прежде чем взгляд начинал выделять отдельные нюансы, свидетельствующие о различии между расами.

Прежде всего обращали на себя внимание чешуйки, покрывавшие голову, и тусклые линии на коже, шедшие вдоль позвоночника. Лицо с плоским, широким, покрытым мельчайшей чешуей носом производило скорее отталкивающее впечатление, впрочем, ничего грубого в нем не было. Одежда отличалась простотой, а речь была довольно приятна для слуха. Но самое главное, в их темных, блестящих глазах светился подлинный разум.

Порин подметил удивление Саната, когда тот впервые взглянул на веганских рептилий.

— Вот видишь, — заметил он, — их внешность не столь чудовищна. Ну и чего ради должна существовать ненависть между людьми и ласинуками?

Санат не ответил. Конечно же, наставник был прав. Слово «ласинук» так долго ассоциировалось в его мозгу с понятиями «чужак» и «монстр», что вопреки своим знаниям и логике он подсознательно ожидал увидеть этакое сверхъестественное существо.

Однако пока властные, плохо говорящие по-английски ласинуки проводили досмотр, вызванная внешним сходством растерянность постепенно уступила место липкой, неотвязчивой неприязни, переходящей почти в ярость.

На следующий день они отправились в Нью-Йорк — крупнейший город планеты. И в стенах этого невероятно древнего мегаполиса Санат на время позабыл обо всех заботах Галактики. Для него настал великий момент: он предстал перед похожим на башню сооружением и торжественно сказал себе:

— Вот он, Мемориал!

Это был величайший монумент на Земле — символ величия человеческой расы, и как раз наступала среда, тот день недели, когда двоим избранным поручалось «охранять Вечный огонь». Двое, одни во всем Мемориале, следили за трепещущим, желтым пламенем, символизировавшим мужество человечества, и Порин уже договорился, что в этот день выбор падет на него и на Саната, поскольку они специально для этого проделали такое далёкое путешествие.

С приходом сумерек они остались одни в просторном зале Вечного огня Мемориала. В мрачной полутьме, освещаемой только судорожными вспышками танцующего желтого пламени, полное умиротворение спустилось на них.

В этом месте скапливалась некая аура, смягчавшая все душевные борения. Мягкие тени, подрагивая, покачивались за колоннами, тянувшимися по обе стороны зала, плетя свою гипнотическую сеть.

Постепенно люди погрузились в полудрему, пристально вглядываясь в пламя слипающимися глазами, пока живое биение огня не превратилось в туманную молчаливую фигуру.

Но из-за контраста с царившей вокруг глубочайшей тишиной малейшего звука оказалось достаточно, чтобы нарушить мечтательность. Санат моментально напрягся, больно ухватив Порина за локоть.

— Прислушайтесь, — прошептал он, предупреждая вопрос. Порин, насильственно вырванный из мечтательной дремы, взглянул — на своего молодого спутника тревожно и пристально, потом без слов приложил руку к уху. Тишина стала ещё более глубокой, давление её ощущалось чуть ли не материально. Потом издалека донеслось едва уловимое шарканье подошв по мраморному полу. Слабый, почти на грани восприятия, шепот — и снова тишина.

— Что это? — растерянно спросил Порин.

— Ласинуки! — бросил Санат, вскакивая. Лицо его превратилось в маску ненависти и возмущения.

— Не может быть! — Порин попытался придать своему голосу холодную уравновешенность, хотя и его внутренне трясло от злости. — Это было бы неслыханным оскорблением. Просто наши нервы обострились от тишины, ничего больше. Скорее всего это кто-то из служителей Мемориала.

— После захода солнца, в среду? — Голос Саната звучал резко. — Это так же противозаконно, как и вторжение ласинуков, и ещё более неправдоподобно. Мой долг хранителя Вечного огня все выяснить.

Он уже собрался шагнуть в темноту, но Порин схватил его за запястье.

— Не стоит, Филип. Повремени до рассвета. Что ты сможешь сделать там один, если обнаружишь ласинуков? Если ты…

Но Санат не стал слушать дальше. Резким движением он освободился.

— Оставайтесь здесь. Нельзя оставлять Вечный огонь без присмотра. Я скоро вернусь

Он быстро пересек половину просторного, вымощенного мрамором зала и осторожно приблизился к стеклянной двери, ведшей на темную винтовую лестницу, уходившую в кромешный мрак, к пустым помещениям башни.