Ранние рассказы [1940-1948] - [17]

— Тогда он вам не нужен, — сообщил им Тедди. — Я напечатаю ваши песни, и я буду вашим агентом. Ну же, выше нос. Я — хороший человек. А чем вы зарабатываете себе на хлеб?

— Я преподаю, — сказал Джо, глядя в окно.

— Я плету корзины, — сказал Сонни, не вставая из-за рояля.

— Вы должны немедленно переехать в Чикаго. Тут вы будете в гуще событий. Ведь вы самые настоящие гении, — изрек Тедди. — Я вам выписываю чек в счет будущих гонораров, и вы сейчас же переезжаете в Чикаго.

— Я не хочу переезжать в Чикаго, — возразил Джо. — Я не буду успевать на первый урок.

Тедди повернулся ко мне.

— Мисс Дали, повлияйте на этого парня. Он должен переехать в Чикаго, чтобы быть в гуще событий, происходящих в стране.

— Он прозаик, — ответила я. — Он не будет писать песни.

— В городе он тоже может писать романы, — мгновенно решил все проблемы Тедди. — Я люблю читать романы. Все любят читать романы. Это расширяет кругозор.

— Я не перееду в Чикаго, — упрямо повторил Джо, глядя в окно.

Тедди хотел было еще что-то сказать, но Сонни приложил палец к губам, приказывая ему молчать. И я возненавидела его за это.

— Ну, работайте, где хотите и как хотите, лишь бы это было на пользу вам обоим, — ловко подвел итог переговорам Тедди. — Вы меня не огорчили. Я уверен в успехе, это я вам говорю. А что касается остального, вы оба взрослые люди.

Когда мы ехали обратно в Уэйкросс, то попросили проводника принести нам стол и несколько часов подряд играли в покер. А потом я все поняла и мне стало плохо. Я бросила карты, ушла на площадку и закурила сигарету. Сонни тоже пришел и взял у меня сигарету. Как ни в чем не бывало, он стоял, возвышаясь надо мной. Он был самоуверен и страшен. Он был хозяин. Даже стоя на площадке между вагонами, он не мог не быть хозяином площадки.

— Сонни, отпусти его, — попросила я. — Ты и в карты не разрешаешь ему играть, как он хочет.

Он не стал спрашивать:

— О чем ты говоришь?

Он хорошо знал, о чем я говорю, и ему было наплевать, знаю я, что он это знает, или нет. Он молчал и ждал, что я еще скажу.

— Сонни, отпусти его. Зачем он тебе? Ты ведь уже прорвался. Найди себе кого-нибудь еще. У тебя потрясающая музыка.

— Джо лучше всех пишет слова. Никто даже рядом с ним не стоит.

— Сонни, он прозаик, — сказала я. — Он — хороший прозаик. Я разговаривала с профессором Вурхизом в колледже… Ты слышал о нем… Когда он узнал, что Джо больше не пишет, он только покачал головой. Всего лишь покачал головой, Сонни. И все.

Сонни бросил окурок на пол и наступил на него.

— Джо такой же зануда, как я, — проговорил он. — Мы оба родились занудами. И нам обоим нужен успех. По крайней мере, он нас раскачает. И даст нам деньги. Даже если он напишет свой роман, пройдут годы, прежде чем его «я» будет вознаграждено.

— Ты неправ. Ты совершенно неправ. Джо — не зануда. Он просто не умеет себя защищать. У него есть идеалы. А у тебя их нет. Это ты зануда, Сонни.

— Ты и вправду расстроена, — заметил Сонни. — Но все равно зря теряешь время. Тебе что-нибудь понравилось из моих мелодий?

— Я тебя ненавижу, — сказала я. — И всю свою жизнь я буду заставлять себя ненавидеть твою музыку.

Он взял у меня сумку и достал сигареты.

— Это, — проговорил он, — невозможно.

Я вернулась в вагон.

После «Грязнули Пегги» братья Вариони написали «Эмми-Джо», но прежде, чем «Эмми-Джо» была продана, на новый стол Тедди Барто они бросили «Красавца с Богатой улицы». После «Красавца» они написали «Можно мне поплакать, Анни?», после «Анни» появилась «Погоди немного». Потом «Фрэнсис тоже там была», потом «Скучные уличные блюзы», потом… О, я могла бы все их перечислить. Я могла бы все их спеть. Да что толку?

Сразу после «Мэри, Мэри» они переехали в Чикаго, купили большой дом и заселили его бедными родственниками. Себе они оставили подвал. Там были рояль, стол для игры в пул и бар. Половину времени они спали. Разбогатели они очень быстро и все могли себе позволить… Например, дарить блондинкам изумруды или не знаю уж что. Внезапно в Америке не осталось ни одного продавца, который бы, взбираясь на лестницу за банкой спаржи, не насвистывал или не напевал одну из песенок братьев Вариони, как бы плохо у него ни было со слухом.

Сразу после «Можно мне поплакать, Анни?» у меня заболел отец, и мне пришлось уехать с ним в Калифорнию.

— Завтра мы с папой уезжаем. Будем жить в Калифорнии, — сказала я Джо. — Почему бы тебе тоже не поехать со мной в Калифорнию? Это я делаю тебе предложение по-латышски.

Он пригласил меня на ленч.

— Сара, я буду по тебе скучать.

— С нами в поезде едет Корин Гриффит. Она хорошенькая.

Джо улыбнулся. У него была такая улыбка.

— Сара, я буду тебя ждать, — сказал он. — Когда ты вернешься, я, наверно, уже повзрослею.

Я прикоснулась к его худой прекрасной руке.

— Джо, милый Джо. Ты писал в воскресенье? Ты писал, Джо? Ты хотя бы брал в руки рукопись?

— Я очень вежливо с ней поздоровался.

Он убрал свою руку из-под моей.

— Ты совсем не писал?

— Мы работали. Оставь меня в покое. Оставь меня в покое, Сара. Давай лучше есть салат и не терзать друг друга.

— Джо, я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Ты ведь сжигаешь себя в этом вашем отвратительном подвале. Я хочу, чтобы ты все бросил и вновь вернулся к роману.